Как долго он лежал в беспамятстве, он так никогда и не узнал. Но длилось это наверняка недолго. Когда он очнулся, услышал шепот Яр Али:
— Лежи спокойно, сахиб. Еще немного, и я достану зубами твои путы.
Стив почувствовал, как мощные челюсти афганца перегрызают веревки. Он лежал в неудобной позе, лицом в пыли, раненое плечо разгоралось болью. Старался собрать отрывочные воспоминания воедино. И вспомнил все, что видел, что пережил. Но что из того, подумал он в полубреду, было горячечным видением, порожденным усталостью и иссушившей горло жаждой? Борьба с арабами была на самом деле — о том свидетельствовала боль от ран и его путы. Но страшная смерть шейха и нечто, появившееся из черной дыры в стене, — это наверняка видение. Нуреддин попросту упал в какой-нибудь колодец…
Его руки оказались свободны. Пошарив по карманам, он нашел незамеченный арабами перочинный ножик. Он не поднимал головы, не осматривался, пока разрезал веревки, освобождая Яр Али. Это была тяжелая работа — левая рука не подчинялась.
— Где бедуины? — спросил он, когда афганец встал и помог подняться ему.
— Во имя Аллаха, сахиб! — удивился тот. — Ты что, с ума сошел? Забыл?! Пошли быстрее, пока джинн не вернулся!
— Это был кошмарный сон… — пробормотал американец. — Смотри, самоцвет снова на троне… — голос его сорвался.
Вокруг трона вновь сверкало алое сияние, озаряя истлевшие кости. Пламень Ашшурбанипала вновь пылал в руке скелета. Но у подножия лестницы лежало нечто, чего прежде тут не было, — отсеченная голова Нуреддина эль-Мекра невидящими глазами смотрела в потолок. Бескровные губы искривились в жуткой усмешке, в глазах застыл неописуемый страх. На толстом слое покрывавшей пол пыли виднелись три ряда следов. Одни оставил шейх, догоняя ринувшийся к стене самоцвет. Другие вели от стены к трону и обратно — огромные, бесформенные оттиски расплющенных когтистых подошв, ни человеческих, ни звериных.
— Боже мой! — выдохнул Стив. — Значит, все правда… и Нечто, Нечто, которое я видел…
Их бегство выглядело, словно кошмар: что есть духу они неслись вниз по бесконечной лестнице, серому колодцу ужаса. Почти на ощупь они бежали по засыпанным пылью залам, мимо грозно смотревшего на них бога, пронеслись по огромному залу и выскочили в ослепительное сияние солнца пустыни. Измученные, упали, едва дыша.
Стив очнулся от крика афганца:
— Сахиб! Сахиб, к нам вернулось счастье, хвала Аллаху милосердному!
Как в трансе, Стив приглядывался к другу. Одежда афганца свисала окровавленными лохмотьями, он перемазан был пылью и засохшей кровью, а его голос звучал вороньим карканьем. Но в глазах у него горела надежда, и дрожащий палец указывал куда-то.
— Там, в тени стены, — выдохнул Яр Али, пытаясь языком увлажнить пересохшие губы. — Алла иль Аллах! Это кони тех, которых мы убили! И фляга у седел, и переметные сумки! Эти псы так бежали, что позабыли забрать лошадей покойников!
Кларни ощутил прилив сил и встал, шатаясь.
— Бежим отсюда! — крикнул он. — И побыстрее!
Словно преследуемые самой смертью, они побежали к лошадям, отвязали их и неуклюже взобрались в седла.
— Возьмем всех лошадей! — крикнул Стив, и Яр Али согласно кивнул:
— Пригодятся как запасные.
Их тела жаждали воды, побулькивавшей во фляжках у седел, но они, не задерживаясь, подхлестнули коней, колышась в седлах, как трупы, помчались по засыпанным песком улицам Кара-Шехра, меж полурассыпавшихся дворцов и покосившихся колонн; вылетели в проем в стене и поскакали по пустыне. Ни один не оглянулся на черные глыбы, хранившие древнюю угрозу, ни один не произнес ни слова, пока руины не исчезли в дымке на горизонте. Лишь тогда они остановились и утолили жажду.
— Алла эль Аллах! — набожно произнес Яр Али. — Эти собаки так меня избили, что кажется, все кости переломаны. Сойдем с коней, сахиб. Я постараюсь извлечь у тебя из руки эту проклятую пулю и перевяжу рану так хорошо, насколько позволит мое невеликое умение.
Перевязывая рану, Яр Али избегал смотреть другу в глаза. Причина выяснилась вскоре. Он попросил:
— Расскажи, сахиб, расскажи, что ты видел! Во имя Аллаха, поведай, что это было!