щий урожай саранча и прочие египетские напасти? Вот с чего всё начинается. Человек надеется на лучший исход и эти надежды он вкладывает в мольбы, направляемые ко Всевышнему, который невидим и неосязаем, но которому подвластно в мире всё. Если надежды сбываются, то они и превращаются в веру. Человек начинает верить, что да, Всевышний есть, Он его услышал, внял мольбам, сжалился и помог. И совсем не важно, каково при этом его имя, Яхве, Зевс, Христос или Мохаммад. Важно, что если к нему обратиться всем сердцем и с добрыми помыслами, то Он поможет. В этом и есть изначальная вера. Если говорить совсем откровенно, то на мой взгляд применительно к человеку, не отягощённого большим умом и знаниями, всё его общение с Богом состоит из трёх примитивных вещей. Каждая из них в отдельности пустяк. Но сложенные определенным порядком, они создают такой духовный фундамент, который была бы рада иметь любая Е(ерковь. Вещи эти – надежда, любовь и вера. Свою надежду человек вкладывает в свои мольбы и направляет их ко Всевышнему. По воле Его в ответ человек получает любовь в виде помощи и утешения. Из этого, с позволения сказать, дуумвирата и зарождается изначальная вера человека в Бога. С каждой мольбой и с каждым на неё ответом Его вера эта укрепляется неимоверно. Как видишь, всё просто. Правда, у всего этого есть и другая сторона. Так может случиться, что в ответ на свои мольбы человек не получит желаемого. Что поделаешь, всяко бывает. Ты скажешь, что на всё воля Божья. Человек же, обманувшийся в ожиданиях, не постигший Божьей благости ни душой, ни телом, ни за что в Него не поверит. Душа его останется без веры. И никакие проповеди и слова о милости Божией не дадут этой веры человеку. Знаю, не вписывается такая концепция ни в какую доктрину, ни в твою, ни в римскую. Ничего тут не поделаешь. Ты и я можем ей противиться, исписать в праведном гневе тысячи листов бумаги, извести ливры чернил, напечатать десятки правильных, по нашему учёному разумению, книг, сорвать горло, проповедуя с кафедры, но едва ли мы сможем заменить придуманной доктриной, какой бы она не была правильной, ту веру, что уже взросла в человеке. Крестьянин, чей урожай был спасён от непогоды. Солдат, выживший после смертельной атаки. Гонимый пилигрим, вынужденный пройти по самому краю пропасти. Их вера может достичь такой силы, что способна заставить замолчать любые страхи и нивелировать любые страсти. Только эта вера способна двигать человеком вопреки логике и здравому смыслу. Посреди сухой пустыни крестьянин, сам умирая от жажды, не бросит кирку и из последних сил будет рыть каналы к своему наделу, потому, что верит, что Бог в ответ на молитвы пошлёт на землю дождь. Воин даже в одиночку будет защищать свой редут только потому, что верит, что Бог обязательно внемлет молитвам и спасёт его, как это уже бывало. Все верят a priori что Он есть и Он им поможет. И, как я уже говорил, совсем неважно каким именем люди Его называют. Вот такой вот simplex responsum est in universa quaestio26. Человек – единственное в мире существо, в котором соединилось и животное начало, и божественное. И в этой единственности он уникален. Страх – начало несомненно животное. Вера, этот мостик между человеком и Богом – начало божественное. Страсти? Животному они неведомы. И даром Бога их признать язык не поворачивается Ты знаешь, Жан, поначалу мои выводы мне самому показались странными. Однако логика говорит, что они верны. Да и практика всё подтверждает. Так почему бы с этим не согласиться и не рассказать об этом людям? Но тебе, я вижу, всё это не по нутру. Что скажешь? Ты меня слышишь, Жан?
За весь монолог Сервета Кальвин не проронил ни слова. Он неподвижно сидел на своём стуле, укрывшись в тень, и, казалось, боялся пошевелиться. Его присутствие в комнате выдавало только его дыхание. Оно давно стало слишком частым и прерывистым. Он дышал так, словно боялся остановиться.
– Ересь … Всё это … ересь. Как ты … можешь … это говорить … – едва слышно проговорил Кальвин и, не окончив фразы замолк, словно ему сдавило горло. Он судорожно силился расстегнуть ворот мантии, но пальцы вдруг отказались ему повиноваться. Он попытался встать и тут же рухнул без сил.