Из-за двери послышался звон секретарского колокольчика. Не иначе Морель торопился с вестями, которые давно и с нетерпением здесь ожидались. Они и должны были всё решить.
– Что у вас, дорогой Люсьен? Пришёл ответ?
– Да, мэтр, вот он, только что доставили. И ещё донесение от мэтра Жозефа, – Морель положил перед Кальвином плато, на котором лежали два запечатанных пакета.
Один обычный, с одной единственной печатью начальника городской тюрьмы. Другой непривычно пухлый и печатей на нём было в избытке. Кальвин взял его в руки первым. Не спеша, словно раздумывая, повертел его в руках, осмотрел со всех сторон. Все печати, каковые должны присутствовать на пакетах с документами особой важности, нетронуты и каждая на своём месте.
– Благодарю вас, Люсьен! И будьте сегодня в своей канцелярии. Вы мне понадобитесь.
Поклонившись и не говоря ни слова, Морель неслышно вышел из кабинета. По тому, каким он застал Кальвина, Морель понял, что остаток сегодняшнего дня, ближайшие вечер и ночь будут не из лёгких. Ситуация в городе иного и не предполагала. В последние дни в Женеве и окрестностях вдруг резко увеличилось число нарушений порядка и церковной дисциплины. Консистория, суд и городская стража едва справлялись с недовольством граждан. Каждый день в тюрьму отправлялись десятки дебоширов и болтунов. Многие, отбыв положенный срок, выходили отнюдь не успокоенные и просветлённые «Наставлениями в христианской вере», а наоборот хмурые и обозлённые. Особо недовольные персоны, подстрекаемые коварными либертинами, снова и уже публично нарушали «Ордонансы» и в очередной раз отправлялись в замки мсье Жозефа. Тюрьма их уже не страшила. Число таковых бузотёров с каждым днём росло в угрожающей прогрессии.
По расчётам Мореля, лавина этого недовольства должна была накрыть Женеву в ближайшие недели, если не дни. И сила этой лавины обещала быть таковой, что ни стража, ни Консистория, ни все приверженцы Кальвина и его Церкви не смогли бы её удержать. Вся система власти, городского и церковного управления, выстроенная по лекалам «Наставлений» и «Ордонансов», будет сметена беснующимся охлосом. И сия картина не посулит ничего доброго. Всё, выстроенное годами кропотливого труда, пойдёт прахом, если только …
«Если только мэтр каким-то непостижимым образом не развернёт всю ситуацию в обратное русло. Сейчас все и всё против него. Но он единственный, кто может что-то сделать, чтобы избежать краха».
Этих мыслей своего секретаря Кальвин конечно же не слышал. Подержав немного пакет в руках, словно пытаясь угадать, что тот мог бы в себе содержать, Кальвин наконец надломил печати и извлёк содержимое. Несколько гладких словно шёлк листов бумаги. Каждый исчертан ровными строками латиницы и увенчан своим особым вензелем. Не раздумывая, первым Кальвин взял лист с гербом Женевы и вензелем Совета города. В нём было всего несколько строк:
«Достоуважаемый мэтр Кальвин! Совет свободного города Женевы и окрестностей, обратился к главам и настоятелям церквей городов Швейцарского союза относительно согласия тезисов, выдвинутых обвиняемым в богохульстве и ереси Мишелем Сервэ, с принятым вероисповеданием, и получил от них ответы. Содержания сих ответов направляются в подлинном виде вам, как главному и единственному обвинителю, для прочтения и составления окончательного заключения относительно степени виновности упомянутого Сервэ. Данное заключение будет рассмотрено судом и принято к сведению при вынесении приговора о наказании, либо оправдании подсудимого Сервэ. Для соблюдения сроков, отведённых на рассмотрение дела, Совет настаивает на незамедлительном вашем ответе на данное обращение.
День восемнадцатый десятого месяца года одна тысяча пятьсот пятьдесят третьего от рождества Христова»
Следующим в руках Кальвина оказалась пара листков с вензелем церкви свободного Берна, главного защитника Женевы, и монограммой её главы мэтра Галлера. Кальвин пробежал глазами по тексту, стараясь не увязнуть в витиеватых лексических оборотах автора. Из всего написанного выходило, что «Капитул Собора свободного Берна внимательно ознакомился с тезисами, высказанными неким Мишелем Сервэ, гражданином Лиона и подданным французской короны, а также с тезисами, изложенными им же ранее в книге «Christianismi Restitutio», и пришел к следующим заключениям. Первое. Суждения, высказанные мсье Сервэ, не согласны не только с исповеданием евангелическим или католическим, но даже с первоосновами всего Слова Божия, завещанного миру в Священном писании. По сему суждения эти являются не столько заблуждением или отступлением от какого-либо вероисповедания то есть ересью, сколько в корне противоречат Слову, что несомненно является богохульством в самом непостижимом и чудовищном свойстве. Второе. Высказывание, либо распространение подобных суждений кем бы то ни было, в будущем неизбежно подорвёт авторитет Церкви и основы христианского вероисповедания в любом виде. Третье. Любой прихожанин, независимо от его общественного статуса, высказавший подобные суждения и воспротивившийся от отречения от оных, достоин самого сурового наказания. Однако, капитул Собора свободного Берна, города, который на протяжении многих лет является верным союзником и покровителем свободной Женевы, надеется, что суд вынесет своё решение, исходя из постулата чадолюбия Господа и давнего христианского принципа ecclesia non sitit sanguinem27 при условии, что осуждённый Сервэ никогда впредь не сможет высказать ничего подобного».