Вначале от Беннетт приходили письма, но ей было всего-то девять лет, а в таком возрасте детей надолго не хватает. Прошло какое-то время, и письма стали приходить реже. Нест продолжала писать, пыталась звонить. Обнаружила, что Инид снова на лечении, а дети живут у родственников. Начала снова получать открытки от Беннетт. Потом открытки перестали приходить, и переписка закончилась насовсем.
Когда Старина Боб умер, Нест потеряла все нити, связывающие ее с Беннетт Скотт. Ее собственная жизнь была заполнена тренировками и подготовкой к Олимпиаде, а также учебой в колледже. Поэтому отношения с Беннетт, как и многие другие в ее жизни, прервались.
Нест забрала пустые тарелки у Беннетт и Харпер. Малышка заснула на коленях у матери. Нест предложила Беннетт отнести дочку в спальню. Они вместе уложили Харпер на огромной кровати, сняли с нее ботиночки и парку, укрыли одеялом и на цыпочках вышли из комнаты.
— Приготовлю чай, — проговорила Нест, снова усаживая Беннетт за стол.
Вскипятив чайник и достав в буфете несколько пакетиков с травяным чаем, она стала расспрашивать Беннетт о минувших годах. Ничего хорошего не произошло, как она и предполагала: слишком мало осталось от той малышки, которая жила с ними в Хоупуэлле. Выглядела Беннетт так, будто ей крепко досталось. Татуировки и пирсинги наводили на разные мысли, но Нест предпочитала не думать об этом.
Может быть, она торопится с выводами?
— А отец Харпер путешествует вместе с вами? — спросила она, протягивая Беннетт чашку чаю.
Беннетт помотала головой.
— Нет, только Харпер и я.
— Вы встречаетесь с ним на Рождество?
— Вряд ли, разве что его выпустят из кутузки.
Нест ошарашенно взглянула на нее.
— Прости, Нест, я соврала тебе, — Беннетт отвела глаза, качая головой. — Я так часто это повторяла, что сама запуталась. Бобби думает, будто он ее отец. Я сказала ему это, когда деньги были очень нужны. Но это не так. Я сама не знаю, кто отец Харпер.
Старые ходики в коридоре громко тикали в наступившей тишине. Нест тяжело вздохнула.
— Почему ты не написала мне? Я бы приехала за тобой, Беннетт, — наконец вымолвила она. — Непременно бы приехала.
Беннетт кивнула.
— Я знаю. Ты же была моей старшей сестрой, Нест. Единственной, кто заботился обо мне, не считая Джареда. Он уехал, когда ему исполнилось шестнадцать. И я больше не виделась с ним. Надо было позвонить тебе, едва представилась бы возможность. Но я не была уверена. Мамаша твердила: мол, все в порядке, даже когда она снова начала пить и притаскивать домой всякий сброд из баров. А я продолжала ей верить, потому что очень хотела этого.
Она поставила чашку и выглянула в окно.
— Она умерла, ты знаешь? Допилась до смерти. Пять лет назад. Нам сказали, пневмония, но я слышала, как доктор говорил дяде Тимми, что у нее все органы разрушились от выпивки. Так что я последовала примеру Джареда. Сбежала из дома. Жила на улицах, в парках, на пляжах, везде, где могла. Мне пришлось быстро повзрослеть. Ты и представить себе не можешь, Нест. А если можешь, вряд ли захочешь. Я постоянно была одна и очень напугана. Люди, с которыми я была, обращались со мной хуже, чем с собакой. Я была такой голодной, что ела отбросы. Много болела. Несколько раз попадала в больницы, оттуда — в приюты. Но я всегда убегала.
— Но не сюда, — тихо промолвила Нест.
Беннетт Скотт коротко вздохнула и рассмеялась.
— Есть у тебя сигарета, Нест? — Та покачала головой. Беннетт кивнула. — Так я и думала. Чемпионка мира по бегу вряд ли станет курить, верно? Ты ведь и не пьешь, да?
— Точно.
— И наркотиками не балуешься?
— Так почему ты не приехала сюда, Беннетт?
Беннетт потянулась и сбросила кожаную куртку.
На ней была хлопчатобумажная кофточка без рукавов, туго обтягивающая тело и, видимо, совершенно не согревающая. Нест встала, взяла с кушетки покрывало и накинула ей на плечи. Беннетт молча закуталась в него, уставившись в свою чашку с чаем.
— Я перепробовала кучу наркотиков, — произнесла она спустя минуту, все еще не поднимая глаз. Отхлебнула из чашки. — Практически каждый вид наркотиков из известных тебе и еще несколько других. Порой, случалось, я использовала их все одновременно, лишь бы убежать от себя, от поганой жизни. Но кайф никогда не тянется долго, ты возвращаешься и обнаруживаешь себя прежнюю, и ничего не изменилось.