Вдохновленные победами под Сталинградом и на Кубани, мы прочно верили в свои силы и возможности и готовы были драться с любым по численности противником. С огромной, неиссякаемой энергией работал и наш инженерно-технический состав. Кто посчитает, сколько бессонных ночей провели механики и оружейники у самолетов, осуществляя ремонт, заправку машин, пополняя боезапас!
Когда на партийном собрании, обсудившем ход подготовки личного состава и материальной части, секретарем парторганизации эскадрильи был избран механик моего самолета старшина Михаил Павлович Борисовец, я очень гордился этим и был рад за него.
Михаил еще до войны немало послужил в различных подразделениях. Отличный авиационный специалист, а, главное, внимательный к людям, честный, справедливый, по-настоящему душевный человек. Ко мне относится с братской любовью и заботой. Работает легко, с выдумкой. Как-то прихожу к самолету, а его не узнать: на фюзеляже машины изображен… Геббельс в виде этакого брехунца в коротких штанишках и с микрофоном в руке. В страхе корчится он перед преследующим его по пятам тигром. Отдельно сверху — красные звездочки, обозначающие количество сбитых самолетов противника. Я согласен с Борисовцом. Это, по сути, убедительный политический плакат большой мобилизующей силы. Он обращен и ко мне. С меня теперь и спрос больше. Надо бить врага еще крепче, без всякой пощады и не попадать ему на прицел.
— Уверен, товарищ командир, — улыбается Борисовец, — что у фашистов не найдется летчика, который может сбить вас. Я за этого тигра ручаюсь, — шутит он.
Не скрою, с того дня мой самолет под номером 17 словно стал быстрее. Казалось, он прибавлял и мне смелости, энергии, боевого мастерства. Позже многие взяли на вооружение идею Борисовца, учитывая ее немаловажный психологический заряд.
Друг мой, дорогой Михаил Павлович! Я целиком и полностью полагался на тебя, зная, что моя машина после твоего внимательного осмотра или ремонта никогда не подведет, а возвратившись израненной, не застоится на ремонте и в кратчайший срок будет введена в строй. Сколько раз мой «як» возвращался с пробитыми крыльями, поврежденным управлением, с последними каплями горючего в баках. Старшина Борисовец, как доктор, обследовал его, лечил-ремонтировал и за одну-две ночи доводил до «кондиции». Ему помогали отличные специалисты — инженеры и техники Алексей Мельников, Федор Захаров, Михаил Басе, Алексей Ермоленко, Кирилл Михайлов, Михаил Цибульский.
…Помню, это было над Крымской. Схватка проходила при численном превосходстве противника. Мой «колхозный» «як», серьезно поврежденный, кренился вправо, тормозил разбитым осколками крылом. Из кабины было видно, как в нем, открытые взгляду, дрожали распорки, болтались стрингера.
Что есть силы удерживаю машину от сваливания на крыло при разворотах. Вот и аэродром, посадочная полоса… «Потерпи, голубчик… — шепчу в отчаянии. — Не разваливайся… Ты с честью выдержал тяжелый бой. Я ведь понимаю, как сложна для тебя, избитого, посадка».
Мне временами казалось, что если в критическую минуту поговорить с самолетом «по душам», по-дружески, на «ты», он обязательно выручит. Словно живой, истребитель понимал меня и держался в воздухе.
Выпускаю шасси, снижаюсь не торопясь, осторожно, чтобы не свалиться на крыло. Колеса мягко касаются выгоревшей травы, но тут «як» круто разворачивается вправо. Значит, кроме крыла повреждены и шасси… Скрипнув, машина замирает на месте. Рулить дальше нельзя. Выключаю двигатель. В небе продолжается бой. Друзья прикрывают мою посадку.
Подбегает Михаил. Подставляет свое крепкое плечо, помогает спрыгнуть на выжженную солнцем землю.
— Не ранены, командир?
— Нет, Миша, «як» выручил: принял огонь на себя. Большие серые глаза Михаила воспалены от ветра и кубанской жары, а скорее — от недосыпаний. Он ощупывает меня, убеждаясь, что я не ранен, обходит, осматривая, машину. На смуглом, обветренном лице застыла сосредоточенность.
— Да, опустил наш «як» крылья, — говорит в раздумье и неожиданно с задором заключает: — Пустяки, командир. Отремонтируем, будет в лучшем виде. Не первый раз. Был бы летчик невредим, а самолет мы приведем в чувство! Завтра и полетите, товарищ командир. А пока отдыхайте.