Тут Майкл услышал всхлипывания и замер.
Может, они его и разбудили?
Он пошел по темному холлу и врезался в стол, искусно размещенный в маленькой нише. Майкл крепко выругался, потом вспомнил про детские уши и поспешно поправился:
— Я хотел сказать: «Проклятье!»
Однако никто не отозвался. Майкл отчаянно надеялся, что это плачет не ребенок. Я еще к этому не готов, по крайней мере сейчас. Конечно, когда-нибудь я к этому привыкну… Впрочем, не думаю, что малыш недельку-другую будет сдерживать слезы — специально для того, чтобы не травмировать меня.
Майкл пригляделся к младенцу. Лежит попкой кверху. Большой палец во рту. Глазки закрыты. Порядок.
В этой же комнате спит Такер, улегся поперек постели. Пижамка наполовину сползла. Уши Снэппи торчат из щели между кроваткой и стеной. Малыш громко сопит. Порядок.
Следующая по коридору — комната Эмбер. Майкл заглянул туда. Девочка дышит спокойно и ровно. Майкл почти закрыл дверь, но тут заметил, что малышка держит что-то в руке. Майкл на цыпочках подошел к кроватке.
В горле у него встал комок. Эмбер прижимала к себе фотографию матери. Майкл осторожно вытащил снимок у девочки из пальцев: если ночью он упадет на пол, может разбиться стекло. Майкл аккуратно поставил фото на столик возле Эмбер. Теперь, проснувшись утром, малышка сразу же увидит добрую улыбку матери.
Обычно Майкл не молился. Однако, прежде чем покинуть комнату, он прошептал:
— Господи, сделай так, чтобы с мамой Эмбер не случилось ничего плохого.
Порядок.
Снова раздался плач.
Остается одна Сэди.
Майкл пробрался по холлу к ее спальне и тихонько постучал в дверь.
— Сэди! — заглянул он в комнату.
— Извини, — пробормотала девушка. — Я тебя разбудила?
— Ничего, ничего! Я целую ночь промучился на этой жуткой кушетке, и теперь меня можно показывать за деньги. Человек-крендель! И к тому же лучше уж ты, чем Тайлер. Некоторое время я не смогу менять ему подгузники.
— Там на пеленальном столике есть марлевые маски. Они помогают.
— Как?
— Хорошо закрывают нос.
— Так вот для чего эти штуки! А я-то думал, что ими надо привязывать подгузники.
— Нет. Они для лица. Мне это помогает.
Майкл засмеялся, представив себе Сэди в марлевой маске, под которой прячется хорошенький вздернутый носик.
— А я думал, что женщины с легкостью меняют младенцам пеленки.
— Так может сказать только мужчина-шовинист.
— А разве нет? Тебе-то хорошо: нежишься в постели, делая вид, будто у тебя правая рука вышла из строя.
— Подойди-ка поближе. Я могу вдарить и левой.
Майкл вошел в полутемную комнату и остановился прямо возле кровати. Сэди выглядела такой маленькой, хрупкой и невероятно прекрасной под большим разноцветным лоскутным одеялом.
— Подойди-ка поближе, раз уж я собралась огреть тебя.
Майкл присел на краешек кровати.
— Ты меня не боишься, — вздохнула Сэди.
— Да, я бесстрашный, — согласился Майкл. — Я уже опрокинул кофейный столик, а ты вряд ли тяжелее, чем он.
— Ты еще пожалеешь. Я крепче, чем кажусь.
Майкл уже знал об этом. Он изумленно наблюдал, как Сэди высвободила здоровую руку из-под одеяла, сжала кулак и ударила его, Майкла О'Брайена, в предплечье.
Он, охнув, схватился за ушибленное место.
— Сэди, — прохрипел он, — это же у меня больная рука.
Майкл исподтишка наблюдал, как у Сэди широко раскрылись глаза.
— Больная рука?
— Боже, как горит, — застонал он. — Не знаю, как я вынесу это.
— Майкл…
— Наверное, я теперь не смогу поменять подгузник. Правда, я думаю, что…
Сэди решительно пресекла его попытку дернуть ее за ногу, снова ударив его, на этот раз гораздо сильнее.
Он выпрямился и с усмешкой посмотрел на девушку. Ему удалось заставить ее чуть-чуть улыбнуться. И в глазах у нее уже не было той боли, хотя глядели они по-прежнему тревожно…
— Болит рука? — спросил он.
— Не-а.
— А если честно?
— А почему ты считаешь, что я вру?
— Да у тебя на лбу написано!
— Не написано!
— Клянусь, написано.
— Тебя этому учили в полицейской школе? Чтение по лбам как метод допроса подозреваемых?
— Да, мэм, учили. А теперь ты можешь сделать полное и чистосердечное признание.
— Ну ладно, болит. Немного.
— На лбу написано совсем другое.
Сэди закрыла лоб здоровой рукой.
— Болит, но не сильно.
— Не сильно — это уже чуть-чуть больше, чем немного, и я думаю, что если ты уберешь руку со лба, то выяснится…
— Ну, ладно, ладно. Болит. Так, словно я минут на десять сунула ее в костер, а потом попросила толпу танцоров сплясать на ней чечетку.
— Я тебе принесу болеутоляющее.
— Нет!
Майкл посмотрел на Сэди. Она была так близко, что он ощущал ее запах. Это был нежный аромат — то ли мыла, то ли детской присыпки. Глаза Сэди были широко открыты, они казались серебристыми в лунном свете, заливавшем комнату. Волосы у девушки были взъерошены, как у деревенского мальчишки, который играл в копне сена. А футболка была надета наизнанку.
— Почему нет?
— Больше я не хочу развлекать тебя песнями.
— Ну давай, Сэди, исполни для меня серенаду.
— А вообще-то, что мне дал доктор Хейт? Я вела себя очень глупо.
Сэди залилась краской. Даже в полумраке Майкл разглядел, как запылали ее щеки. А ведь в те времена, когда эта женщина была еще девчонкой, ее ничуть не волновало, умно она себя ведет или глупо. Во всяком случае, Майклу так казалось. Боже, да она была тогда настоящей дикаркой!
— А мне понравилось, — ухмыльнулся Майкл. — Лихой мотивчик! И главное, такой вдохновенный!
— Да, но… — смущенно пролепетала Сэди.
— То болеутоляющее, которое мне дали в аптеке, не такое сильное, как таблетки доктора Хейта. Так что больше ты дурить не будешь.
— А с чего ты взял, что я вздумаю дурить? — резко спросила Сэди.
— Тише, тише, успокойся, — мягко пожурил ее Майкл. Он взял еще несколько подушек и взбил их у Сэди за спиной, а потом забрался на кровать с ногами. — Уфф!
— Надеюсь, ты удобно устроился, — заметила Сэди. Она натянула одеяло до подбородка и с опаской покосилась на Майкла, словно ожидая, что он вот-вот набросится на нее.
А может, я этого и хочу, растерянно подумала она. Что за чушь он там нес про таблетки? И про то, что больше я не буду дурить?
Слова Майкла порядком разволновали Сэди.
— У меня болит спина, — объяснил ей тем временем Майкл. — Я завалился спать на кушетку и теперь вот расплачиваюсь за это.
— Спина у тебя болит после той аварии, Майкл? — осторожно спросила Сэди.
— Да. Я не могу теперь долго сидеть. Поэтому я и ушел из полиции. Люди даже не представляют, сколько времени полицейскому приходится просиживать в машине.
— А рука?
— Рука тут ни при чем. Это я просто притворялся, чтобы отвертеться от возни с подгузником.
Сэди сморщила нос.
— Значит, ты жалеешь, что больше не служишь в полиции? Когда-то тебя очень волновала собственная карьера.
— Да, поначалу так оно и было. Но задолго до той аварии работа превратилась для меня в обычную рутину. Раз в неделю я штрафовал Мэйбл Свифт за превышение скорости, да гонял по пятницам с площади ребят, которые собираются там вечерами поболтать и выпить пива.
— А я ведь была одной из них, — вспомнила Сэди так, словно немного стыдилась этого.
— Я тоже, — признался Майкл, и они рассмеялись.
— Однажды я надерзила Хоуку Адамсу, когда он застал меня с банкой пива в руках.
— Я знаю, ты была храброй девчонкой.
— Скорее, глупой.
— Знаешь, этот Хоук просто прирожденный полицейский. У него прямо-таки на морде написано: «Делай, что тебе говорят, или я тебя пристрелю! Да еще с превеликим удовольствием!»
Сэди тихо рассмеялась, а потом так пристально посмотрела на Майкла, что у того захватило дух.
— Ты прав, — произнесла она, быстро опустив глаза. — У тебя не взгляд убийцы.