«Это была всего лишь иллюзия», — запоздало поняла она, вновь прислушиваясь к ощущениям. Рениса упорно тянула её в теряющийся в темноте конец галереи. Торина, переведя дыхание, послушно засеменила к пугающей тьме. И, погрузившись во мрак, она снова ощутила себя совершенно беспомощной и потерянной. Зов Ренисы слабел, и Торине приходилось всё чаще останавливаться. Ступать куда-то в темноте наугад она не решалась. Застыв в очередной раз, Торина не уловила ничего, кроме затаённого страха — её вечного спутника. Она напряглась сильнее, вслушиваясь в тишину. И тут её слуха донеслось учащённое дыхание. Лязг доставаемого из ножен меча не оставил сомнений.
— Кто позволил тебе выйти из спальни? — Ледяной голос принца замораживал крепче мороза.
— Уходи! Я не боюсь тебя! — отчаянно зашептала Торина, буквально умирая от страха.
«Это иллюзия, всего лишь очередная иллюзия или сон!» — убеждала она себя, но тут холодное лезвие вполне ощутимо коснулось шеи.
— Что ты сказала? — Теперь в голосе принца звенела сталь. — Похоже, придётся преподать тебе урок…
Лезвие скользнуло по коже. Острая боль полоснула горло.
«Где же ты, Рениса⁈ Что мне теперь делать?» — взмолилась она. Паника застилала чувства, не давая разобраться. То, что происходило в темноте, вовсе не казалось иллюзией, и болезненный тычок в спину стал тому подтверждением. Торина потеряла равновесие и шлёпнулась о каменный пол. Локоть и бедро обожгло болью. Слёзы брызнули из глаз, и сквозь них она, как в дымке, вдруг поняла, что находится в тронном зале. Вот только теперь тут было уже не так ярко и солнечно, как раньше. Мягкий желтоватый свет Эрны вливался через огромные окна, выхватывая из темноты лишь королевский пьедестал, на котором отец героически сражался с королём Чесмиком. Молот бэрлокского монарха попеременно крушил праздничные столы, разбивал в щепки стулья и сражал на повал всякого, кто кидался на помощь королю Бродерину. Несмотря на свою солидную комплекцию, отец ловко уворачивался от этих ударов, но при этом никак не мог видеть подкрадывающегося со спины принца. Не в силах вновь видеть ужасающую сцену, Торина зажмурилась так сильно, что заболели глаза. Обратившись в слух, она вдруг вновь услышала зов Ренисы.
«Встань и иди направо», — прозвучало довольно ясно.
Торина, не разжимая век, поспешила подняться. Чуть прихрамывая — бедро всё ещё болело из-за падения, — она поковыляла в указанном направлении. Шаг, другой, третий. Удаляясь всё дальше, Торину начала мучить тревога. Не могло всё закончиться так просто! Осторожно приоткрывая глаза, она с удивлением поняла, что по-прежнему находилась в тронном зале, а луна всё ещё освещала королевский пьедестал. Однако он оказался практически пуст, Торина заметила у смятого трона только крохотный зеленоватый огонёк, который стремительно тускнел, а затем и вовсе погас.
«Светлячок?» — Возникшее предположение заставило позабыть обо всём на свете и устремиться к пьедесталу. Она бежала, позабыв о боли и здравом смысле.
«Вернись! Туда нельзя!» — кричало сознание, но Торина отмахнулась от его предупреждений. Да и как она могла поступить иначе, когда её маленький друг погибал на глазах⁈
Торина подлетела к пьедесталу. Потемневшее тельце валялось к верху лапами и не подавало признаков жизни. Подхватив светлячка в ладони, Торина поднесла его к свету и осторожно потрогала. Надежда гасла так же стремительно, как ещё секунду назад уходила жизнь из тела маленького жучка. Хрупкие тоненькие лапки так и не дрогнули, заставив сердце Торины сжаться от боли и совсем позабыть об опасности. Расстроенная, она слишком поздно заметила, что пьедестал и тронный зал рассеялись, как недавно Витор, а вокруг вновь сгущается коварная тьма. И было в ней что-то неправильное и неестественное. С каждым мгновением та становилась всё плотнее и прочнее. Пространство вокруг будто бы отвердевало. Торина сжала в ладони тельце светлячка, чувствую острую нехватку воздуха. Она попыталась вдохнуть поглубже, но в лёгкие начал, царапая, оседать песок, а затем и мелкая каменная крошка. Тело тяжелело, даже кровь по жилам уже не текла, а едва проталкивалась, сворачиваясь в упругие плотные сгустки. Торина буквально превращалась в камень. Всё происходило так стремительно, что она не успевала осознавать губительные изменения и испугаться. Просто в какой-то момент всё застыло, а потом что-то невероятное сильное выдернуло её.
Дышать. Она, наконец, могла дышать! Воздух врывался в израненные лёгкие, причиняя неистовую боль. Но как же Торина была ей рада! Ни бесконечный кашель, ни почти обморочная слабость, ни мучительное покалывание во всём теле ещё никогда не вызывали такого счастья. Она жива! Разве могло быть что-то ценнее этого?
Ей протянули флягу с водой. Жадно припав к живительной влаге, Торина, откашливаясь и захлебываясь, почти опустошила её. Лишь затем подняла голову, чтобы увидеть своего спасителя. Маркус возвышался над ней, словно величественное древо Вира. В мистическом свете кроваво-алой луны его лицо было настолько прекрасно, что сердце сначала замирало, а затем пускалось в неистовый бег. И хоть в безмятежном взгляде волшебника Торина не увидела и тени осуждения, ей было невероятно стыдно. Она не справилась…
— Простите, — едва слышно прошептала Торина и вновь закашлялась. Сейчас она понимала, что безмерно виновата, и это тяготило и мучило её сильнее физической боли. Но одно никак не давало покоя. Тельце светлячка всё ещё находилось в её ладони и, в отличие от прошлых иллюзий, никуда не исчезло. Торина сжала его сильнее, так и не решившись показать Маркусу. Он помог ей подняться и, осторожно придерживая, мягко спросил:
— Вы слышите Ренису?
Торина погрузилась в свои чувства, но ничего, кроме сладкого медового аромата доносящегося откуда-то издалека, не уловила. Она печально покачала головой, и Маркус задумчиво огляделся.
— Тогда запоминайте, — серьёзно начал он, сдвинув брови. И этот строгий вид показался Торине ещё более привлекательным. Она вновь невольно залюбовалась волшебником, не в силах оторвать от него взгляд.
— Пойдёте прямо по коридору, никуда не сворачивая, — не замечая её неприкрытого обожания, продолжал Маркус, — здесь относительно безопасно, но как только доберётесь до зала, ждите зова Ренисы.
— Вы покидаете меня? — Сердце Торины болезненно кольнуло. Она сильнее стиснула его ладонь, не желая отпускать.
— Мы не должны вызвать подозрений у Трехликого, — напомнил он, ещё сильнее нахмурившись. — Не волнуйтесь, в крайнем случае, я снова приду к вам на помощь!
Однако Торина продолжала цепляться за него. Сладковатый аромат усиливался. Торине вдруг стало невероятно душно, а по телу прокатилась жаркая волна.
«Он рядом. Совсем близко. Его рука так бережно касается моей», — пронеслись в голове пьянящие мысли. В груди гулко заколотилось взволнованное сердце, ноги отчего-то сделались ватными и неповоротливыми, а щёки вспыхнули от новой накатившей волны.
— Ваше Высочество, с вами всё в порядке? — Бархатистый голос Маркуса пролился чарующей музыкой для ушей. Казалось, Торина могла слушать его вечность, даже не разбирая слов.
— Ваше Высочество? — позвал Маркус настойчивее, и она подняла голову и… растворилась в его небесно-голубых глазах. Дыхание сбилось, а тело будто опалило огнём. Странное незнакомое тягучее желание пламенной змеёй обвило её. Медовый аромат стал настолько ярким, что оглушал, туманя разум. Торина не замечала и не хотела ничего видеть, кроме его невероятных притягательных глаз, в которых утопала, будто её затягивало в омут. Но с каждым судорожным вдохом она ощущала неудовлетворённость. Всё её существо желало большего! Тело требовало жарких объятий и нежных ласк. Ей нестерпимо нужно было ощущать сладостное дыхание у своей шеи, но сильнее всего прочего она жаждала коснуться мягких губ.
— Ваше… высочество… — Голос Маркуса изменился. В нём появилась манящая хрипотца и ощущалось с трудом скрываемое волнение. Небесно-голубые глаза затянуло дымкой и теперь там плескалось что-то таинственное и немного дикое. Но, вопреки робкому нраву, Торину это совсем не пугало, напротив, лишь яростнее горячило кровь. Безумный медовый аромат, разлившийся вокруг, окончательно сводил с ума, будоража и распаляя чувства. Казалось, ещё немного, и Торина воспламенится. И не в силах более сдерживать себя, она кинулась к Маркусу. Прижавшись к крепкой мужской груди, Торина сбивчиво прошептала: