- Она англичанка, - ответила Сторм. - Ее отец - герцог Драгморский лорд Шелтон. Со временем его титул и поместья перейдут моему старшему брату Нику.
София ахнула.
- Какая совершенно завораживающая родословная, - оживленно произнесла Елена. - Ну, Бретт, твоя бледнеет по сравнению с этим,
- Спасибо, тетя Елена, - сказал Бретт. - Отец, ваши вопросы нетактичны.
- Почему нетактичны? - возразил дон. - Она гордится своим происхождением. И не пытается ничего скрыть. Совсем как ты.
Бретт подумал, не были ли эти слова каким-то скрытым комплиментом, но не был в этом уверен.
- Как вам нравится гасиенда?
- Очень, - с энтузиазмом ответила Сторм. - Здесь так прелестно. Не забывайте, я выросла на ранчо. Я научилась ездить верхом раньше, чем стала ходить. - Она смущенно улыбнулась: - Жить в городе не так уж плохо, но иногда я скучаю по ранчо.
Дон Фелипе в первый раз за все время улыбнулся, потом многозначительно глянул на Бретта, взял нож и вилку и принялся за еду. Остальные последовали его примеру. Эммануэль сказал:
- Фелипе, завтра я собираюсь показать Бретту владения.
- Хорошо. Ему следует заново со всем познакомиться. Бретт молча продолжал есть, остро ощущая молчаливо-напряженное отчаяние Елены и Софии.
- Бретт вполне преуспел в Сан-Франциско, - сообщил дон Фелипе для всеобщего сведения.
- Да, - гордо подтвердил Эммануэль. Дон Фелипе взглянул на Бретта:
- Держу пари, что если человек разбирается в бизнесе, то он мог бы отлично управиться и с этим хозяйством.
У Елены кусок застрял в горле. Диего залпом выпил вино и потянулся к бутылке, чтобы налить себе еще.
- Особенно с женой, привыкшей вести хозяйство на ранчо.
Сторм озадаченно посмотрела на Бретта, который ответил ей успокаивающим взглядом.
- Габриела, а ты чем сегодня занималась? - спросил дон Фелипе.
Она улыбнулась:
- Конечно же делала уроки, папа.
- И хорошо сделала?
- Да,
- Умница.
- Завтра Бретт возьмет меня покататься верхом, - застенчиво сообщила она.
Дон глянул на Бретта и поднял бокал в знак молчаливого одобрения. Выпив половину, он поставил бокал и перевел свой пронзительный взгляд на Диего:
- А сколько ты выиграл - или проиграл - прошлой ночью?
Диего кашлянул:
- Простите?
- Ты слышал, что я спросил, мальчик. Думаешь, я не знаю с точностью до песо, сколько ты тратишь на эти проклятые игры?
Диего побагровел.
- Вчера вечером Диего составил компанию мне и Софии, - вступилась Елена. - Возможно, вы слышали, как он играл на гитаре? Он так прекрасно играет.
Она переглянулась с Диего - во взгляде Диего была благодарность, во взгляде Елены - настороженность.
Дон Фелипе поморщился. Он повернулся к Сторм, не обращая внимания на остальных:
- Расскажи мне о вашем ранчо.
Сторм улыбнулась, глаза ее засияли, и до конца обеда они говорили о ранчо, о лошадях и коровах, и обо всем остальном. Слушая, Бретт наблюдал за ними, и его сердце переполняла гордость.
***
Выйдя из столовой, Бретт прошел в патио. Утро было прелестное, золотистое солнце сияло, и теплый воздух возвещал приближение лета. Ясный простор неба не омрачало ни единое облачко. Бретт остановился полюбоваться панорамой горных вершин, сиреневых на голубом фоне. Он вздохнул, стараясь не думать о Сторм.
В конце концов ему пришлось уступить. Они снова спорили из-за Диего после обеда вчера вечером. И чем больше они спорили, тем упрямее становилась Сторм, В итоге он безумно, страстно овладел ею, успешно закончив этим все споры, но лишь на время. Она уснула в его объятиях, а он мрачно размышлял о том, сколько сил они потратили на обсуждение такой ерунды, и все из-за его бессмысленной ревности. Никогда раньше ему не приходилось испытывать ревность. Никогда.
Он смотрел на нее спящую, и его охватила немыслимая нежность, обвивая его теплыми дрожащими щупальцами, разливаясь по телу, словно тепло от выпитого бренди. "Моя великолепная Сторм", - подумал он, удивляясь тому, что, кажется, влюбился в нее.
Эта мысль его панически испугала.
Он отогнал ее подальше, постарался забыть. Он получал огромное наслаждение от своей жены, но не более того. Любовь - это для романтичных идиотов, а вовсе не для него. Он испытывает к ней только физическое влечение, и ничего больше. Ну, может быть, еще восхищение.
Она была не из тех, кто отступает от задуманного. Они снова спорили перед завтраком, и неожиданно для себя Бретт уступил. Он все еще не мог этому поверить. Но как ни неприятно было признаваться себе в этом, он был не прав, а она права. Черт побери, раньше с ним такого никогда не случалось.
Он привык к проституткам и любовницам - к женщинам, которым платил и которые беспрекословно признавали ею превосходство. Даже теперь ему стало не по себе от мысли, что он подчинился ее воле вопреки собственному желанию. И пусть Диего только попробует до нее дотронуться... Его кулаки непроизвольно сжались.
Он углубился в парк. Вчера вечером старик был таким же надменным и раздражительным, как всегда, но Бретт заметил, что Сторм ему понравилась. Он расспрашивал ее почти весь обед, и Сторм перед ним нисколько не робела.
Бретт отлично понимал затеянную доном Фелипе интригу. Все боялись, что наследником станет он, Бретт, потому что дон проявил такой интерес к нему и Сторм. В глубине души Бретт не мог осуждать его за обман. Елена и София ядовитые твари, Эммануэль ничего не замечает и слишком добр, чтобы помешать им, попытайся они завладеть Габриелой и ее состоянием. Бретт тут же решил, что возьмет на себя заботу о благополучии сестры независимо от того, доживет дон Фелипе до ее свадьбы или нет.
Какое славное, прелестное дитя. Он был потрясен, когда понял, что по отношению к ней ощущает нечто похожее на гордость, на братскую привязанность. Он обещал покататься с ней перед тем, как поедет с Эммануэлем, и с удовольствием предвкушал эту прогулку.
Но Сторм все еще сердилась на него.
Их поцелуи и занятия любовью не уменьшили ее гнева. Она сказала ему, что апачи злопамятны. Он сказал, что тем хуже для апачей. Потом он, хлопнув дверью, один отправился вниз завтракать, и чудо их утренней любви померкло. Ссоры с ней были ему ненавистны.
- Бретт!
Он обернулся и замер, увидев спешащую к нему Софию. Что еще? - подумал он. У него не было настроения для еще одной стычки, особенно потому, что Сторм, когда спустилась к завтраку, демонстративно не обращала на него внимания, делая их ссору всеобщим достоянием.
София шла, словно плыла, плавно покачиваясь; ее иссиня-черные волосы блестели на солнце, груди цвета слоновой кости видны были в вырезе черного платья. Редким женщинам идет черное, но София была одной из них. Улыбаясь, она остановилась перед ним:
- Я надеялась найти тебя здесь.
- Зря стараешься, София, - язвительно сказал он. - Чего бы ты от меня ни хотела, можешь не стараться.
- О, да мы сегодня не в духе! - Она понизила голос и положила ладонь ему на грудь. На нем была только полотняная рубашка, и сквозь ткань он ощущал тепло ее ладони. Ее голос стал еще тише. - Уж я-то понимаю почему, сказала она с придыханием.
Он накрыл ее ладонь своей и подчеркнутым жестом убрал ее.
- Вот как?
- Такому настоящему мужчине, как ты, и поссориться со своей женой! улыбнулась она. - До чего же ты проголодался, наверное! - Ее ладонь на этот раз погладила его подтянутый живот.
- Нет уж, - сказал Бретт, одновременно забавляясь и чувствуя отвращение, - это ты, наверное, очень проголодалась!
- Я всегда голодна. - Она передвинула ладонь на застежку бриджей.
- Боюсь, что ничем не смогу тебе помочь. - Бретт сжал ее запястье и убрал назойливую руку. - Если тебе требуется переспать с кем-нибудь, наверняка найдется тот, кто с удовольствием окажет тебе эту услугу.
- Я хочу тебя, Бретт, - задыхаясь, прошептала она. - Хочу, чтобы ты взял меня так же, как тогда мою мать.
Он все еще крепко держал ее левую руку, правой она накрыла мягкий бугор под бриджами. Теперь уже разозлившись, он выругался и дернул Софию вперед. От рывка она прижалась к нему, и ее полные мягкие груди расплылись по его груди. Он не испытывал возбуждения - только раздражение.