— Мы в любой момент можем подключиться к каналу связи, — говорит он. — Но прямо сейчас мы можем поговорить наедине.
— … Откуда ты узнал, что я хотела поговорить?
— Твои глаза, — просто отвечает он. — Они сказали.
— Я… даже не уверена, что хотела сказать, — признаюсь я.
— Кто знает, что нужно говорить в таких случаях? — спрашивает он, указывая на криокамеру за расплавленными дверями. — Это то самое место, где навсегда изменилось будущее твоего народа. Где навсегда изменилась ты сама.
— По — крайней мере, у меня хотя бы есть будущее, — тихо говорю я. Потому что именно это давит на меня, заставляет сердце биться так сильно, что пересыхает во рту, пока не становится трудно говорить. — Я выбралась отсюда, в то время как больше никто не смог. Что во мне было такого особенного, что я заслужила жизнь, в то время как у всех этих людей были свои жизни, надежды, семьи и истории, а им такого шанса не дали?
Ответ Кэла тих, но звучит торжественно.
— Это сложно. Быть тем, кто вынужден страдать.
И, конечно же, в этот самый момент я вспоминаю, что у Кэла уничтожили целую планету. Что все Сильдрати, оставшиеся в живых, фактически — бездомны. И вот она я, готова разрыдаться из-за одного корабля.
— Кэл… — начинаю я.
— Я знаю, что ты бы сказала. — он мягко обрывает меня. — Но нельзя сравнивать потери, бе'шмай. Я не хотел этого делать. Я только хотел сказать, что понимаю, что ты чувствуешь. И если бы я мог избавить тебя от боли, я бы сделал это.
Мы останавливаемся у дверей хранилища, и я сжимаю его руку в перчатке. Как всегда, возникает слабое колебание. Но затем он крепче сжимает мою руку, как будто он хотел сделать это больше всего на свете. У Сильдрати всё очень сложно с прикосновениями — я узнала это у Магеллана. Но я ничего не могу с этим поделать — мне это нужно — и я знаю, что Кэлу это начинает нравиться, поэтому я не сдерживаюсь. Это способ общения, когда слова подводят нас, как это часто бывает. Он смотрит на меня, здесь, в темноте, и я чувствую, как сильно он хочет меня. Я почти вижу это, как видела эти отголоски — невидимые нити пылающего золота и серебра, волнами расходящиеся от него, сдерживаемые лишь из страха обжечь меня. Но, глядя ему в глаза, я понимаю, что хочу, чтобы он сжег меня дотла. Я хочу снова почувствовать, как он прижимается ко мне, когда он воспламеняет меня. И я знаю, что он тоже этого хочет.
Для людей, которые только начали встречаться, мы слишком глубоко увязли.
Момент упущен, когда в наушниках раздается голос Фина.
— Ну, — произносит Технарь отряда. — У меня хорошие новости, ребятки.
— Нуууу, начинается, — отвечает Тайлер.
— Я шучу. На самом деле у меня плохие и очень плохие новости.
— Дыхание Творца, Финиан…, - стонет Тайлер.
— Ага, знаю, я тот еще фрукт, — отвечает Фин. — Так что вкратце, кто-то уже побывал тут и вытащил черный ящик из слота на полу.
— Блестяще, — вздыхает Тайлер.
— Хочешь сказать, черный ящик может быть где угодно? — спрашивает Скарлет.
— Ммм, неа, — отвечает Фин. — Работа хирургическая. По показаниям моего юнигласа, сварке, быть может, часов двадцать. Полагаю, его вырезали ребята с Гефеста, и поместили его на борт ведущего буксира в составе конвоя.
— У нас проблемы, — говорит Тайлер.
— Нет никакого способа заставить эти древние консоли работать, чтобы поискать резервную копию, они все расплавятся до состояния соплей. Дайте мне минутку, я тут осмотрюсь, но на вашем месте, я бы не был настроен оптимистично. Даже с таким гением, как я.
— Кэл? — спрашивает Тайлер. — Ты или Аври нашли что-нибудь?