Она склонилась над кроватью и коснулась губами его щеки.
— Я здесь, дедушка. Могу я дать тебе попить или сделать что-нибудь еще?
— Нет, дитя. — Усилие, с которым он говорил, казалось, очень утомляет его. Он начал задыхаться. — Просто… послушай… — Он снова прикрыл глаза и лежал, не шевелясь, как бы собираясь с силами и мобилизуя внутренние резервы. Она стала уже беспокоиться, когда он наконец произнес: — Ты получала что-нибудь от Марка?
— Нет, дорогой, — нежно ответила она. — Ни словечка.
Он слегка кивнул.
— Это неважно. Я… знаю, где он.
— Знаешь? — Рэчел почувствовала в глубине души гнев. — И ни разу не сказал мне? Ни разу!..
— Я сейчас и говорю, дитя, — прервал он сердито внучку, и она сдержалась, вспомнив слова доктора о том, что ему никак нельзя возбуждаться. — Я узнал совершенно случайно. Я должен был встретиться в городе со старым Грейнджером. После этого мы обедали в клубе, и к нам подошел Ларри Форсит. Помнишь его?
— Кажется, — почти механически ответила Рэчел: ее ум был еще занят новостью, которую она только что узнала. — Кажется, он был на дипломатической службе?
Ее дед хмыкнул:
— Все еще там. Он пару лет прожил в Колумбии. Именно там он и встретил Марка менее трех недель назад.
— В Колумбии? — Рэчел покачала головой. — Уж очень это невероятно. Он уверен, что то был Марк?
— Разумеется, уверен! — Голос сэра Жиля стал раздраженным. — Он сразу же узнал его, да и Марк узнал м-ра Форсита. Он обедал с семьей Аврилесов. Сеньор Аврилес — один из самых известных юристов в Боготе, по словам Ларри.
— С Марком в университете учился некий Аврилес, но я не знала, что он колумбиец. И не считала, что Марк был в особенно близких отношениях с ним.
“Однако, — подумала она, — с чего бы мне об этом знать?” Марк никогда не рассказывал ей о своих друзьях, и Рэчел научилась сдерживать любопытство, зная, что любому поползновению на покровительство с ее стороны будет дан резкий отпор.
Она слегка нахмурилась:
— А м-р Форсит не знает, что там делал Марк?
— Ну, разумеется, нет. Он решил, что я обо всем этом осведомлен, и мне пришлось оставить его в этом заблуждении. Или ты считаешь, что я должен был сообщить ему о наших семейных делах?
Сэр Жиль бросил на нее сердитый взгляд из-под пушистых белых бровей, и Рэчел поспешила сказать:
— Нет-нет. Это было глупо с моей стороны. Марк передал что-нибудь через него?
— Очевидно, ему нечего было сказать, — коротко ответил ей дед. — Потому я и спросил тебя: не получала ли ты вестей от него. Мне пришло в голову, что теперь, зная, что нам известно его местонахождение, он может связаться с нами.
Некоторое время он молчал, задыхаясь. Рэчел тоже молчала, вспоминая прошлое. В их семье и раньше бывали ссоры, иногда довольно крупные, как, например, в тот раз, когда она объявила о своем намерении пойти в драматическое училище. Но все-таки тогда она чувствовала, что этот скандал не слишком-то серьезен. Дедушка был раздражен тем, что она решила стать актрисой, и достаточно свирепо выразил свое мнение об этой идее. Но она всегда подозревала, что он отчасти делает вид, что так сильно сердится. На самом деле его мало волновало, чем будет заниматься Рэчел и где она будет работать. Он был совершенно уверен, что любая ее работа просто заполнит время до ее замужества.
С Марком все было по-другому. Дед всегда планировал — и никогда не делал из этого секрета — жизнь Марка по-своему. Ни в одном из этих планов не были учтены откровенная страсть Марка к геологии и его желание учиться в университете. Много сердитых слов было сказано обеими сторонами. Но в конце концов Марк своего добился. “Как это и случалось обычно”, — мрачно подумала Рэчел. Возможно, дедушка решил, что это просто мальчишеский каприз, от которого Марк со временем сам откажется, если ему не будут сопротивляться. Только получилось все вовсе не так. Когда он окончил университет, то начал искать работу геолога и не собирался уступать не очень-то деликатному нажиму, направленному на то, чтобы заставить его стать членом семейной фирмы.
Вот когда разразился настоящий скандал. Рэчел в то время приехала в Эббот Филл на выходные и стала беспомощным свидетелем: ее дед и брат готовы были разорвать друг друга на части. Ни один из них не желал понять точку зрения другого или даже допустить, что таковая может существовать… Все выходные были наполнены скрытой враждебностью и напряжением. “Дед и внук походили на дуэлянтов, выбирающих оружие и занимающих позицию”, — думала Речел. Но первыми выстрелами они обменялись в воскресенье, во время обеда, как раз, когда она начинала уже надеяться, что открытого противостояния удастся избежать. Они быстро перешли от намеков к прямым нападкам. Оба все больше сердились и все более категорично отказывались выслушивать мнение противной стороны. Рэчел, сидевшая между ними, ничего не могла поделать. Она с трудом преодолевала желание закрыть руками уши, чтобы не слышать, какие жестокие и несправедливые слова они бросают друг другу.