Она слышала, как он выругался, и понадеялась, что расцарапала его до крови, но все-таки он ее не выпустил. Вместо этого поцелуй становился глубже, заставляя ее губы раскрыться, хотя она изо всех сил старалась стиснуть их.
Его рот служил ее унижению, но бороться с ним значило унижать себя. Будет лучше, — сказала она себе, — если она просто перенесет пассивно отвратительную интимность его объятий. Ему скоро надоест целовать статую.
Но одно дело решить быть пассивной в его руках и совершенно другое — выполнить это решение. Как будто угадав ее намерения, он стал гораздо нежнее. Одна его рука двинулась сзади к ее шее, осторожно и чувственно гладя ее, и она вдруг с дрожью и возбуждением почувствовала, как другая оставила ее талию и заскользила неотвратимо вверх, чтобы лечь на ее грудь. Рот его двигался нежно, как ветерок, язык медленно скользил по краям ее губ.
Возбуждающе действовал на нее и контраст ощущений. Его пальцы на затылке казались прохладными, однако, обжигали сквозь шелк блузки. А ведь все, что ей надо было сделать, чтобы уйти от него, — это шагнуть назад из паутины магии, которую его рот и руки свили вокруг нее. Хотя бы ради самоуважения она должна была освободиться.
Но ее стройное тело двигалось против ее воли, выгибаясь к нему в слепой бездумной реакции, которая не имела никакого отношения к самоуважению, а вызывалась потребностью, о которой она до этого момента вряд ли подозревала.
Отступил Витас. Именно этот факт вспоминала она потом неоднократно — каждый раз все с новым стыдом и мукой. Это и еще его слабая улыбка, говорившая ей о том, что для него женское тело было не более, чем музыкальным инструментом, которым он овладел давным-давно, и его прощальные слова, когда он уходил, оставляя ее дрожащую и обездоленную.
— Прими мои поздравления. Когда-нибудь ты даже сможешь научиться быть женщиной.
Лошади, нанятые Карлосом для поездки, не были ни особенно красивы, ни норовисты, но зато верны на ходу, — в этом нельзя им было отказать. “А ведь это главное на таких дорогах”, — думала Рэчел, натягивая поводья и оглядываясь вокруг.
Они были в пути с самого рассвета, и она уже чувствовала, как болезненно протестуют мускулы с непривычки. “Но это все к лучшему”, — уверяла она себя. Думая о физическом неудобстве, она, по крайней мере, хоть ненадолго забывала об эмоциональном потрясении, пережитом ею прошлой ночью. Ей было необходимо забыть об этом, выкинуть из головы все происшедшее…
Предыдущей ночью она не очень-то хорошо спала, а этой — не спала почти совсем и утром поднялась с тяжелой головой и покрасневшими глазами.
Она ожидала, что сеньор Рамирес спросит ее о чем-нибудь, когда она будет расплачиваться в вестибюле, но он не задал ни одного вопроса ни о ее отъезде, ни о выборе спутника для поездки. Она собиралась было сделать ему едкое замечание по поводу того, с какой свободой он разрешает своим друзьям пользоваться ключами от чужих номеров, но по размышлении решила этого не делать. Неважно, как истолкует он ее молчание.
Карлос предупредил ее, что в дорогу надо взять как можно меньше вещей, и она тщательно отобрала самое необходимое: джинсы, хлопчатобумажный жакет в тон им, рубашки и пару смен белья. Все это было упаковано в седельную сумку, а остальные вещи она оставила в отеле, чтобы забрать их на обратном пути, как она сказала сеньору Рамиресу. Тот без тени улыбки пожал плечами. И этот молчаливый жест показал ей яснее слов, что он вовсе не уверен в ее возвращении. Сейчас, когда она вспомнила об этом, по спине ее пробежал холодок, хотя и было очень тепло.
В самом деле, было даже жарко, чего она никак не ожидала после прохладной атмосферы Боготы. Дикая дорога к Асунсьону петляла в горах и вела все время вниз. И сейчас они тоже спускались, хотя уже давно покинули места, где было что-то напоминающее дорогу, сделанную человеком. Впрочем, они встречали тропки, свидетельствующие о том, что люди в этих местах все-таки бывают, и это было хоть каким-то ободряющим признаком.
Рэчел не любила необжитых мест, видно, уж сделана она была не из того материала, из которого получаются пионеры-первопроходцы. И она очень надеялась, что настигнет Марка прежде, чем эта поездка станет еще более походить на кошмар.
Речел попыталась определить, без особого интереса, сколько они уже проехали. Она не очень-то умела оценивать расстояние, кроме того, ей казалось, что они движутся, меняя направление почти каждый час. Но Карлос, казалось, ехал уверенно, и она могла только довериться ему. Он сдержал свое слово относительно снаряжения и, насколько она могла судить, ни в чем ее не обманул. Однако в чем же причина ее какого-то смутного беспокойства? Она никак не могла это определить, но неприятное чувство мучило ее, как начинающаяся зубная боль, все время, с самого их отъезда. Это чувство заставляло ее постоянно оглядываться назад, туда, откуда они вышли, что было совсем глупо. Но даже понимание того, что это глупо, не рассеивало это чувство, и теперь она гневно подумала, что знает, кого ей винить в этом — в том, что она лишилась душевного покоя.