— Ты будешь нищим, мальчишка, слышишь? Нищим!
Сэр Жиль ударил кулаком по столу так, что серебро и бокалы подпрыгнули.
— Что ты можешь получать в низкой должности на нищем отделении университета, проводя каникулы со старыми девами в экспедициях и разыскивая ракушки. Разве это жизнь для Кричтона?
— Боже мой, да меня уже тошнит от тебя! — Марк вскочил, лицо у него побагровело от ярости. — От тебя и от предвзятого отношения ко всему, что выходит за рамки твоего очень ограниченного опыта! Ты ведь даже понятия не имеешь о заработной плате крупного геолога, работающего в наши дни в нефтяной промышленности!
— Крупный геолог — ты?! — Сэр Жиль издевательски засмеялся. — До этого пройдут годы, мальчишка, годы, чтобы добиться такого положения в любой профессии. А ты даже не получил почетной степени. Ты прибежишь через год со стонами, что не можешь жить на свою зарплату, и будешь умолять меня о помощи. Ну, что ж, подождем и посмотрим: какой ответ ты получишь!
Марк побледнел, как полотно. Он наклонился над столом и уставился в лицо своему деду. Голос его был ровен, и произнес он очень отчетливо:
— Если я вообще приду сюда, то буду богат. У меня будет столько этих проклятых денег, что я заставлю тебя проглотить каждое сказанное тобой слово. А до тех пор я сюда не вернусь.
Он вышел из комнаты, и Рэчел побежала за ним, но ничего не добилась. Брат смотрел на нее так, будто не видел, и все ее мольбы ни к чему не привели.
Наконец, она сказала:
— Марк, он ведь старик. Как ты можешь так поступать с ним? Ты не можешь просто так взять и уйти!
Его взгляд стал еще холоднее.
— Разве возраст дает право командовать всеми? Мы терпели все это время, Рэчел, с того самого момента, когда умерли мама и папа. Но с меня хватит. Он рассчитал за нас всю нашу жизнь, а я больше не собираюсь во всем ему уступать. Он, кажется, думает, что единственное место, где можно найти состояние, — это лондонский Сити. Ну, что ж, я докажу ему, что он неправ. — Он поднял руку и погладил ее по щеке. — Я когда-нибудь вернусь, Рэчи. Не волнуйся обо мне.
Через неделю у деда случился первый небольшой приступ. Рэчел, напугавшись, послала за Марком и обнаружила, что тот исчез. Он отказался от квартиры и как будто испарился. Она обошла всех его более или менее близких друзей, но никто из них не знал, или делал вид, что не знает, куда он делся. Она ждала, ждала без конца, — телефонного звонка, письма, любого слова о нем, — но так ничего и не дождалась.
А теперь, полгода спустя, сэр Жиль перенес новый приступ. И, похоже, на этот раз дело было очень серьезным.
Черты его лица заострились, щеки запали, кожа стала прозрачной. Во рту у Рэчел, глядевшей на деда, вдруг пересохло. Может быть… неужели он умирает? Раньше дядя Эндрю никогда не предлагал ему лечь в клинику, а Модаунт была очень известная клиника, и лечились в ней особенно серьезно больные люди. Она закусила губу и терпеливо ждала, что еще скажет больной.
Наконец он беспокойно зашевелился и снова открыл глаза. Моргнул, будто даже этот слабый свет делал ему больно. Наконец, хрипло произнес:
— Я собирался поехать за ним, Рэчел. Все у меня в столе: билет на самолет, бронь на отель в Боготе — все. Я планировал поехать на следующей неделе, как только станут действовать прививки. Тебе придется лететь вместо меня.
На какое-то мгновение, ей показалось, что она ослышалась … или сошла с ума.
Потом его глаза остановились на ней с болезненным напряжением, и она услышала, как он повторил:
— Тебе придется поехать, Рэчел. Это единственная возможность. Привези мне мальчика, не то будет слишком поздно.
Андрю Кингстон сердито заявил:
— Это величайшая глупость, о подобном я и не слыхивал? Неужели ты в самом деле собираешься ехать?
— Разве у меня есть выбор? — устало отвечала Рэчел. — Вы же сами сказали мне, что он очень серьезно болен, что следующий приступ может случиться в любой момент и стать последним. Он хочет видеть Марка, прежде чем умрет. Это вполне можно понять. Марк — его наследник в конце концов.