“О боже, — думала она, сжимая кулаки, — я заставлю его пожалеть об этом! По крайней мере, я знаю, что его тоже можно задеть. Мой выпад, кажется, в самом деле подействовал на него”.
Улыбаясь, она завернулась в одеяло. О, она его великолепно проведет! Она может даже притвориться, что смирилась с неизбежным, но в то же время, едва представится возможность, она будет его подкалывать. Он все припомнит, когда она с Марком в конце концов сбежит от него.
Все еще улыбаясь, она решительно закрыла глаза, стараясь не прислушиваться к внутреннему голосу, говорившему, что в прошлый раз, когда она рассердила Витаса де Мендосу, единственным, кто пострадал, оказалась она сама.
Рэчел беспокойно повозилась в темноте. Об этом ей не хотелось сейчас думать. Так же как и о том, для чего ей так хотелось рассердить его снова.
Разбудил ее запах готовящейся еды — вкуснейший, изумительный запах, перемешавшийся с запахом костра, — он заставил Рэчел подняться. Она откинула одеяло, вертя от удовольствия носом, как викторианская сирота у витрины булочной. Она понятия не имела, чем это пахнет, но наверняка не консервами или рисовым пудингом, что само по себе было уже большим утешением. Она выбралась из-под одеяла и осторожно приподняла входной клапан палатки.
Было еще очень рано. Вокруг вершин деревьев вились остатки тумана, а солнечный свет пока еще не проник в затененные места. Воздух дышал прохладой и влагой и был необыкновенно свеж. От свежести у нее зазудела кожа, и она поежилась. В нескольких футах от палатки весело потрескивал костер, а Витас де Мендоса, присев на корточки, казалось, полностью сосредоточился на жарящейся на вертеле над пламенем рыбе. Рэчел могла бы поклясться, что все его внимание было поглощено этим, и она подпрыгнула от неожиданности, когда он, не поворачивая головы, сказал:
— Завтрак почти готов, сеньорита.
Рэчел выбралась из палатки и поднялась на ноги, расправляя складки одежды дрожащими от волнения руками. Она проспала ночь гораздо спокойнее, чем надеялась, проснулась в каком-то предвкушении добра и не была уверена, что заслужила это.
Теперь, стоя на солнце, она думала, что гораздо уместнее было бы ей испытывать страх. Он был гол до пояса, его черная рубашка небрежно свисала с одного бронзового плеча, а темные волосы блестели от влаги. Очевидно, он только что искупался. Рэчел стало неловко за свой смятый и заспанный вид.
— Вероятно, вы поймали ее голыми руками, — предположила она, глядя на жарящуюся рыбу.
— Сожалею, что вынужден разочаровать тебя, но я воспользовался крючком и леской, как все прочие. — Он снял одну рыбину с огня и положил ее на алюминиевую тарелку, ловко очистив от кожуры.
— Кофе тоже готов, — продолжал он, указывая на дымящийся кофейник. — Осторожно, не обожгись.
— Вы обо всем подумали, верно? — Она чувствовала, какой была неблагодарной, но не могла с собой ничего поделать. Первое ее радостное чувство при виде новорожденного дня свернулось, как туман вокруг деревьев, при виде Витаса, темного и гибкого, с мускулами на плечах и руках, говорящих о его большой силе. На одно сумасшедшее мгновение, стоя так и глядя на него, она представила, каково будет чувствовать его кожу под пальцами, сжимать руки за его спиной, прижиматься к нему грудью. Ей не понравился образ, созданный собственным воображением и то, какое чувство он у нее вызывал. Ну и что из того, что он великолепное животное! В этом она никогда не сомневалась. Но это вовсе не означает, что и она должна реагировать на него, как животное.
Она приняла из его рук тарелку и осторожно налила себе кофе. Рыба была чудесной — упругое, слегка розоватое мясо с приятным привкусом дымка. И совершенно без всякой логической причины она почувствовала нарастающее раздражение.
— Не оденетесь ли вы? — неприязненно спросила она. — Боюсь, что вид обнаженного тела не увеличивает по утрам моего аппетита.
Он расхохотался. Рэчел сердито смотрела на него, чувствуя, что выставила себя на посмешище.
— Как желаете, сеньорита. — Он поставил тарелку и изобразил поклон прежде, чем сунуть руки в рукава рубашки и заправить ее в брюки. — Слава Богу, ты не вышла из своего святилища пятью минутами раньше. В отличие от тебя, я не сплю в одежде и не купаюсь в ней. Но все же я надеюсь, что не окончательно испортил тебе аппетит.