– Понятия не имею, откуда он взял мое имя и что он такое! А ты-то не должен все ведать, всемогущий, мать твою, король?
Нокс холодно ухмыльнулся, уставившись мне между ног, на едва скрытые женские прелести.
– Довольно ухоженная киска, любопытно обнаружить такую у девственницы. Это ты просто постоянно готова, чтобы тебя трахнули, или надеялась, что я налакаюсь достаточно виски, чтобы вляпаться в эту твою шелковую ловушку? Ты ведь говорила его прихватить, если я опять соберусь тебя допросить, не так ли?
– Это был чистый сарказм, – огрызнулась я. – Я родилась с разновидностью алопеции, которая затрагивает все, кроме головы. Тетя говорила, поэтому мои волосы и засеребрились, – признала я, поскольку сказанное не затрагивало ничего существенней моей девчачьей гордости.
– Ты не была серебряной в детстве? – отпустив мои ноги, Нокс отступил на шаг и скрестил руки на груди.
– Я была черноволосой, – пожала я плечами. – На пятый день рождения они за ночь превратились в серебряные, а у Амары из светлых стали черными. Как будто мы поменялись местами, но мы не полные близнецы.
– Что еще случилось?
– Ничего, – соврала я.
– Лгунья, – прошипел Нокс сквозь зубы. – Солжешь мне еще раз, и тебе не понравится, что произойдет, а мне – да, уверяю.
– Без обид, козлина, но я как-то не большой любитель того, что происходит сейчас.
– Из-за дерзкого ротика тебя однажды поимеют.
– Не ты, – фыркнула я.
– Я не про твою дырку.
– Меня сложно убить.
– Ты гребаный ягненок в городе голодных волков, малышка. В конце концов тебя кто-нибудь сожрет. Это уже не тот город, где ты выросла. Это теперь не самое приятное место.
– Да ну, Нокс? И когда же все изменилось? С твоим прибытием? – поинтересовалась я и, встав с кровати, мрачно на него воззрилась. – Сиськи на кон ставлю, что как только ты сюда заявился, все и пошло через жопу.
– Думаешь, меня волнует твой мыслительный процесс или что тут, по-твоему мнению, произошло? Позволь заверить: ничуть. Я тебе не друг, Арья. И поостерегся бы спорить на миленькие титечки с незнакомцами, потому что можешь и, мать твою, проиграть, а я, к гадалке не ходи, долги всегда получаю, особенно такие охрененно упругие. Нет, маленькая ведьма, меня зовут эту самую жопу разгребать, а здесь она полная. Я стал королем не потому, что так захотел. Я стал королем, потому что им, твою налево, родился. У тебя последний шанс отсюда убраться, но у меня такое чувство, что ты слишком долбаная идиотка, чтобы следовать моему совету.
– Я не уйду. Я здесь родилась и знаю, что здесь же и умру. Я не боюсь смерти, и я тебе никакой не сраный ягненок. Я тут потому, что у меня нет выбора. Сюда приехала моя сестра, и теперь она пропала. Без нее я никуда не уйду.
– Ты не выберешься отсюда живой, никто не выбирается. Ну, по крайней мере, ты с этим смирилась.
Нокс швырнул меня на кровать, хохотнул над тем, как у меня из легких вышибло весь воздух, и, вглядываясь мне в глаза, заговорил на странном языке, отчего мир вокруг закружился. Нокс опять перекрыл мне локтем дыхательные пути, и я забилась под ним, пытаясь спастись от той чертовщины, которую он со мной творил. Мои ноги раздвинулись, и Нокс вжался в меня, шумно вдохнул, и в его глубинах зародился жар.
– Перестань, – хрипло прошептала я под его горящим взглядом, который спустился к моим губам и снова поднялся.
– Выдай свои тайны – и все прекратится.
– У меня нет никаких тайн.
Его колено надавило сильнее, и я снова взвизгнула. Меня пронзило жаром, а Нокс все продолжал давить, раздувая ноздри, наблюдая, как я дрожу. Я взмокла от желания, и мои щеки вспыхнули от стыда.
– У всех есть тайны, Арья, у всех.
Из коридора донеслись шаги, Нокс бросил взгляд через плечо, прислушиваясь к их приближению. И вдруг, рассыпавшись стаей воронов, исчез за стеклянными дверями балкона.
Я осталась лежать и пытаться собраться с мыслями.
Кем бы Нокс ни был, он – зло. Он обладал такой силой, от которой существа либо ломаются, либо бегут. На то, чтобы не пустить его в разум, у меня ушли все силы. Каждую стену, которую я возводила, он сносил. Я чувствовала, как он касался меня, не притрагиваясь к плоти руками. Я ощущала его похоть, его потребность подавить меня и растерзать, когда он опустил собственные барьеры, чтобы прорвать мои. Он так увлекся рысканьем по моему разуму, что даже не заметил, как я проникла в его и уставилась там на склеп с большей защитой, чем любое существующее банковское хранилище. Кем бы он ни был, я уж точно намеревалась это выяснить и поставить его на колени.
Дверь открылась, девчонки ворвались в комнату и, обыскав ее, уставились на все еще трепетавшие после стремительного отступления Нокса шторы. Пол был усыпан черными перьями, а мое тело – красными отметинами, которые до утра превратятся в синяки.