Брэндон улыбнулся и постарался развеять сомнения жены.
«Теперь земли принадлежат мне», — думал Брэндон, поднимаясь по лестнице и бесконечно радуясь тому, что Хэзер не слышала долгих и утомительных торгов.
Он тяжело вздохнул.
Луизу было невозможно обвинить в отсутствии смелости и выдержки. Она начала с того, что потребовала возобновить их отношения, делая ему непристойные и откровенные предложения, не вызывающие у него никаких чувств, кроме отвращения. Наконец она предложила купить земли за невообразимую сумму и завела утомительную и бессмысленную торговлю. Она умоляла Брэндона, словно забыв про гордость, угрожала ничего не продавать, льстила ему, словно шлюха. Этот разговор оставил у Брэндона ощущение какой-то внутренней нечистоты и мысль о том, как низко способна пасть Луиза в погоне за богатством. Вся округа знала, что денежные дела Луизы безнадежно пошатнулись, что ей нужны деньги, но когда-то Хэзер находилась в еще более затруднительном положении, однако отказалась продавать себя или открыто попросить о помощи.
Хэзер — его возлюбленная. Одна мысль о ней словно смыла с него грязь, оставленную визитом Луизы. Брэндон вспоминал, как сегодня днем в конторе Хэзер стояла рядом с ним, и его сердце забилось сильнее. Надо будет позаботиться о замках на двери, чтобы в следующий раз она чувствовала себя спокойнее. Брэндон усмехнулся. Рядом с женой он постоянно пребывал в возбуждении, думал о ее объятиях, ее мягком теплом теле, прижимающемся к нему, о ее прелестных руках, обвивающих его шею. Кровь быстрее заструилась в его жилах, и Брэндон вспомнил, как во время прогулки несколько дней назад он предложил Хэзер искупаться в ручье. Она медлила, стесняясь раздеваться при дневном свете и опасаясь, что их кто-нибудь увидит, но после заверений Брэндона, подкрепленных видом густых кустов вдоль берега, Хэзер решилась на забавную проделку. Видя, как она раздевается, стоя на берегу, он ощутил прилив желаний. Эти желания стали настолько очевидны, что Хэзер уже знала, чем закончится купание. Игриво ускользнув от мужа, она бросилась в воду, взвизгнув от неожиданного холода, а затем резкими гребками поплыла прочь. Брэндон только усмехнулся ее попытке сбежать. Он легко догнал ее, заплыл сзади, поймал за щиколотку и привлек к себе. Вспоминая сейчас все это, он улыбался — да, день прошел восхитительно.
Он открыл дверь в спальню и замер на пороге. Хэзер сидела в ванне и выглядела точно так же, как в давнюю ночь в Лондоне — нежной, желанной, бесподобно прекрасной. Отблеск свечей играл на влажной, сияющей коже, из узла на голове выбилось несколько длинных локонов. Хэзер улыбнулась, когда Брэндон закрыл дверь, приблизился к ванне и склонился над ней.
— Добрый вечер, дорогая, — прошептал он. Хэзер провела мокрым пальцем по его губам.
— Добрый вечер, милорд, — тихо ответила она и притянула мужа к себе.
Наступил сентябрь, пора сбора урожая, и улицы Чарльстона заполнили толпы людей, прибывших на рынок. Здесь были и покупатели, и торговцы, и великое множество прочего люда, который пытался завладеть хоть малой толикой огромных сумм, переходящих в те дни из рук в руки. В толпе встречались бедняк и богач, нищий и вор, морской капитан и раб. Многие прибыли просто для того, чтобы проехаться по улицам в коляске, посидеть в кофейнях, полюбоваться шумящей толпой и обменяться замечаниями по поводу любопытных и зачастую забавных лиц, вереницей проходящих перед глазами. Днем город превращался в огромный рынок, а ночью род его деятельности менялся, и тогда он напоминал кипящий котел с развлечениями на любой вкус.
Когда Брэндон показал жене билеты на новый спектакль в театре на Док-стрит, Хэзер чуть не задушила его от восторга, целуя с благодарностью и воодушевлением. Хэзер призналась, что еще никогда не бывала в театре.
Где бы ни появлялась эта пара, она всегда привлекала к себе всеобщее внимание. Высокий мужественный красавец Брэндон и изящная прелестная Хэзер представляли собой удивительное сочетание, особенно сегодня, когда они входили в фойе театра на Док-стрит. Брэндон был одет в белые бриджи и такой же жилет. Кружевные манжеты рубашки прикрывали его руки, кружева спускались из-под воротника, а его малиновый сюртук был искусно расшит золотой нитью вдоль бортов и высокого воротника. Хэзер выглядела изумительно в платье из черного французского кружева, расшитого мелким переливающимся бисером. Ее головку венчало пышное страусовое перо, в ушах покачивались бриллиантовые серьги Кэтрин Бирмингем.
Как обычно, пару встретили завистливые взгляды недругов и радушные приветствия друзей. Брэндон всякий раз хмурился, когда мужчины склонялись в поцелуе к руке его жены. Немало молодых повес пробирались к ним сквозь толпу в надежде, что юная красавица окажется какой-нибудь незамужней родственницей Бирмингемов. Оказавшись рядом с Хэзер, они неизменно обнаруживали, что вблизи она еще прелестнее, чем издалека. Однако на их лицах появлялось нескрываемое разочарование, когда Брэндон с усмешкой представлял им свою жену.
Мэттью Бишоп наблюдал за ними, держась на почтительном расстоянии, не решаясь взглянуть Хэзер в лицо и уделяя преувеличенное внимание собственной спутнице.
Миссис Кларк оглядела пару критическим, но одобряющим взглядом.
— Хэзер, детка, сегодня ты выглядишь бесподобно! Ты пристыдила всех этих девиц в розовом и белом. — Повернувшись к Брэндону, дама с усмешкой добавила: — Вижу, сэр, вы следите за супругой так же бдительно, как прежде.
Брэндон усмехнулся. — Вы же знали моего отца, Абигайль. Неужели вы считаете, что в этом я уступлю ему?
Миссис Кларк рассмеялась и дружески похлопала его по плечу веером.
— Понадобилось немало времени и появление красавицы, прежде чем вы поняли это, сэр. В дни холостяцкой жизни вы были слишком беспечны. Помню, вас ничуть не тревожило, если ваша дама уделяла внимание другому. — Она снова усмехнулась. — Да и сами вы не ограничивались вниманием одной особы, воображаю, сколько их было! А теперь, похоже, вас за уши не оттащишь от жены. — Дама обернулась к Хэзер. — Я рада, что ты появилась здесь, детка. Бирмингемы — мои любимцы, и мне приятно видеть, что им достался самый лучший приз.
Хэзер поцеловала пожилую даму в щеку.
— Спасибо вам, Абигайль, из ваших уст эти слова были настоящим комплиментом.
— Ну уж нет! — возразила Абигайль. — Я просто сказала то, что есть, и поэтому выброси из своей головки всю ирландскую чепуху. Одурачить меня не так-то легко. — Она улыбнулась, смягчая свой упрек, и погладила Хэзер по руке. — Не трать на меня ласковые слова, детка, прибереги их лучше для мужа.
Позднее, оказавшись в ложе, Брэндон чаще смотрел на Хэзер, чем на сцену. Ее нескрываемое восхищение пьесой радовало его. Хэзер сидела тихо, затаив дыхание, ловя каждое слово актеров. Она была совершенно обворожительна, и Брэндон с трудом мог отвести от нее взгляд. В антракте, потягивая сладкое вино, Брэндон с усмешкой прислушивался к щебету Хэзер о пьесе и актерах.
— Этого я не забуду никогда, Брэндон! Папа ни разу не водил меня в театр. Но это такая прелесть, настоящая волшебная сказка!
— Возможно, я оказываю на тебя дурное влияние, дорогая, — склонившись к ней, прошептал Брэндон.
Глаза Хэзер вспыхнули.
— Даже если ты прав, то об этом теперь слишком поздно говорить. Простое существование меня уже не удовлетворяет, я должна любить и быть любимой. Я владею и принадлежу. Я должна быть твоей, дорогой, как ты — моим. Как видишь, я многому научилась у тебя. Все, что ты пытался объяснить с самого начала, я выучила наизусть Я хочу жить с тобой, быть твоей частью, и даже если бы мы не были связаны браком, а ты еще не продал корабль я последовала бы за тобой на край света как твоя любовница, и наша любовь стала бы для меня важнее всех обрядов. И если такая исповедь больше подходит любовнице, я счастлива быть ею.
Не отводя глаз, Брэндон поднес ее руку к губам.
— Будь ты моей любовницей, я держал бы тебя под замком, так, чтобы никакой другой мужчина не сумел бы увести тебя. Из тебя тоже получилась отличная наставница: теперь бывший холостяк с пылом отдается радостям брака. Я наслаждаюсь каждую секунду нашей жизни, особенно тогда, когда могу сказать, что ты моя и только моя.