– Почему? – Удивилась Катерина. – Неужели вы куда-то уезжаете, господин Гриен?
Она искренне огорчилась, ибо несмотря на то, что исполнение прихотей Соломона сегодня далось ей нелегко, он платил всегда за услуги более чем щедро. И, кроме того, всегда полезно иметь такого друга, как он.
– Нет, Катерина. Однако я думаю, что уедешь ты.
– Скажите, чем я провинилась? – Катерина встала на колени, и её глаза наполнились слезами.
Приказом, полученным от Соломона, нельзя было пренебречь. Но старый бандит посмотрел на женщину с недоумением, а потом положил руку ей на плечо.
– Дитя моё, – сказал он ласковым тоном, – ты меня неправильно поняла. Я не собираюсь выгонять тебя из Кобленца, ибо я питаю к тебе дружеские чувства и всегда охотно пользуюсь твоим милостивым гостеприимством.
Катерина просияла и поцеловала его ладонь.
– Тогда что должны были означать ваши слова?
– То, что я искренне беспокоюсь о твоём будущем. Ибо до меня дошли слухи, что скоро земля может начать гореть под твоими ногами. – Он растянул в улыбке блеклые губы. – Понимая это как фигурально, так и буквально.
Катерина замерла.
– Инквизиция? – Прошептала она. Гриен покивал головой.
– Именно так, – ответил он.
Она почувствовала себя так, словно в неё ударила молния с ясного неба. Хотя именно этого следовало ожидать. Слишком она была невнимательна, слишком неосторожна, слишком давала волю эмоциям и доверялась чувству безопасности, которое дарили близкие отношения с несколькими сильными и влиятельными особами. А ведь она не должна была смеяться, когда слышала сплетни о себе, повторяемые то прислугой, то вечно болтливыми лавочниками. Не должна была их недооценивать, не должна была так бросаться в глаза, а особенно обнаруживать свои знания перед нелюбимым архиепископом каноником. Кто знает, быть может, чей-то острый глаз приметил, куда она иногда ходит по вечерам? Может, чьи-то губы повторили, что Катерина встречается со старой полоумной ведьмой? Но ведь она была осмотрительна. Надевала плащ с капюшоном, прятала лицо и волосы, даже изменяла походку, идя на встречу, держалась под стенами домов, не разговаривала ни с кем по пути.
– А вы не можете... что-нибудь сделать?
– К сожалению, нет, Катерина. Если бы это было наше местное отделение Инквизиториума! С кобленецкими инквизиторами мы живём в согласии. Они стараются не интересоваться нашими делами, мы стараемся не вставать им поперёк дороги. Если даже возникают некоторые достойные сожаления недоразумения, мы выясняем их, руководствуясь доверием, разумом и честностью.
– Так что же случилось? – Спросила она, поскольку он, по-видимому, ожидал от неё вопроса.
– Из Хез-Хезрона прислали двух епископских инквизиторов. Якобы для проведения плановой проверки, но говорят, однако, что они прибыли за тобой, дитя моё.
– За мной? – Катерина едва слышала собственный голос. Она была так напугана, что не помнила даже, что голая стоит на коленях на твёрдом и холодном полу.
Соломон печально покивал головой.
– И вы не можете ничего с этим поделать? – Прошептала она.
– Нет, дитя моё. Это бешеные псы, которые не отступят, когда уже учуяли след. А они чуют свежую кровь.
– С ними не может что-нибудь... случиться?
Гриен рассмеялся.
–Встань, милая, и оденься, – приказал он отеческим тоном, – не то ты простудишься, и останутся мозоли на коленях.
Катерина послушно поднялась и набросила на плечи шёлковый халат. Присела на край постели.
– А что касается твоего вопроса, дитя, то разве ты не слышала о поговорке, гласящей, что «когда погибает инквизитор, чёрные плащи пускаются в пляс»? Она означает ни больше, ни меньше, что Инквизиториум очень, очень не любит, когда убивают одного из членов этой компании. – Он задумался. – Не буду скрывать, что именно в этом они чрезвычайно похожи на нас, – добавил он. – Если бы с этими двумя псами что-нибудь случилось, – продолжил он, – то месяцем позже на улицах Кобленца зарябило бы от чёрных плащей и серебряных крестов. А это никогда не бывает хорошо для дела.
Катерина опустила взгляд. Итак, её собирались сжечь. И, честно говоря, трудно было удивляться ответу Соломона Гриена, который должен был позаботиться о собственном благополучии и о благополучии своих людей.
– Ну, ну, не печалься, моя хорошая. – Гриен увидел её лицо. – Я не оставлю тебя одну на их произвол. Ты всегда была услужлива и полна уважения к старому человеку, теперь пришло время, чтобы твои усилия были оценены.
– Я сделаю всё, что прикажете, – ответила она, впрочем, вполне искренне, ибо у неё не оставалось другого выхода.
– Очень хорошо. – Он кивнул головой. – Завтра ты встретишься с Джованни Малапеста из венецианской конторы. Это мой надёжный партнёр, которого я ознакомил с твоей достойной сожаления ситуацией и который согласился предоставить тебе свою поддержку ввиду связывающей нас дружбы. Он поможет тебе во всём, между прочим, и в продаже имущества. Он выдаст тебе облигации на соответствующие суммы и сделает тебе паспорт, который позволит уехать в места, где Инквизиториум не имеет власти.
– Куда я должна уехать? – Спросила Катерина, одновременно напуганная перспективой перемен в жизни и счастливая от того, что эту жизнь вообще удастся сохранить.
– Лучше всего в Палатинат, дитя моё. Венецианцы имеют и там сеть своих контор, так что без труда можно будет обналичить кредитные листы и устроить заново свои дела, не утруждая себя приземлёнными заботами. И мы имеем в Палатинате свои интересы, так что там ты останешься под нашей опекой.
– Спасибо вам. Вы даже не подозреваете, насколько я благодарна вам за доброту.
Гриен опустил веки, принимая благодарность как нечто совершенно естественное, будто он и не ожидал от женщины ничего другого. Конечно, Катерина слишком хорошо знала людей и мир, чтобы не отдавать себе отчёта в том, что она оказалась перед ним в долгу, который она будет выплачивать всю оставшуюся жизнь. Если она попадёт в Палатинат, ей придётся там выполнять распоряжения друзей Гриена. Она также была уверена, что стоимость её дома и загородного имения будет значительно занижена, а большая часть суммы пойдёт прямо в карман Соломона. «Он с лихвой вернёт себе всё, что мне заплатил», – подумала она горько.
– И ещё одно, дитя моё, – вновь заговорил Гриен. – У меня некогда была возможность полюбоваться на вашу чрезвычайно интересную коллекцию фигурок.
Катерина слегка побледнела. А ведь она не должна была этому удивляться. Старый пройдоха имел к своим услугам людей, которые умели бесшумно проникнуть в любое место и бесшумно его покинуть. Были также и те, кто мог бесшумно убить.
– И я очень рад, Катерина, что среди этих фигурок я не узнал собственного подобия. Это заставило меня понять, что ты делаешь для нашей дружбы исключения, так же как и я.
Женщина мысленно возблагодарила Бога, что не решилась слепить куклу, изображающую Гриена. Она много раз над этим задумывались, и каждый раз интуиция остерегала её от этого замысла. И как теперь оказывалось, вышеназванная интуиция подсказывала чрезвычайно разумно. Ибо Соломон, конечно, не был бы так склонен к помощи, если бы нашёл в скрытой комнате своё подобие. Катерина задумалась, как он наказал бы её за это? О, конечно, не убил бы и не изуродовал. Но она была уверена, что в арсенале наказаний у него были и такие, которых она не забыла бы до конца жизни и которые не лишили бы её красоты.
Она знала, что у неё мало времени. Если инквизиторы из Хеза на самом деле прибыли в Кобленц по её делу, расследование и процесс могут начаться уже на днях. Она должна была как можно скорее уладить финансовые дела, и, прежде всего, как можно тщательнее подчистить все следы, которые могут свидетельствовать о том, что она занималась тёмным искусством. Она знала, что в случае обыска её не спасут тайные двери, являвшиеся одновременно стенкой шкафа. Подобный схрон был хорош против любознательной прислуги, но не против инквизиторов, обученных также и искусству обнаружения тайников.
Катерина не собиралась сдаваться и отказываться от сохранения доброго имени. Если только ей удастся скрыть все улики и уйти, то из-за рубежа она начнёт хлопотать о восстановлении чести. В конце концов, у неё были высокопоставленные друзья, которые, возможно, склонят чёрных плащей снять обвинения, при условии, что эти чёрные плащи не найдут в её доме ничего компрометирующего и не склонят никого к даче показаний. Впрочем, даже обвинительные показания, в случае отсутствия каких-либо доказательств, можно было бы объяснить злобой, завистью или ревностью. А, как известно, чем кто-то богаче и красивее, тем больше его окружает людей, которые, будучи не в силах отнять у него это богатство и красоту, найдут радость хотя бы в том, что он их потеряет.