Седельщик Бастарда также подготовил специальной конструкции седло, в котором она могла спокойно сидеть на спине скакуна, ведомого одним из слуг. Девочка, по-видимому, узнала инквизитора, поскольку она улыбнулась и присела перед ним в реверансе, как подобает себя вести благородной госпоже. Ловефелл помог ей поудобнее усесться в седле, и затем они неторопливо, шагом, выехали через ворота. На этот раз уже через главные ворота замка, которые теперь никто не боялся открывать. Инквизитор увидел ещё крестьянина, закопанного в землю по самую шею, на котором сидели три откормленных вороны. Все они держали в клювах какие-то кровавые клочья, и вырывали их друг у друга со сварливым карканьем. Ловефелл сначала подумал, что крестьянин уже мёртв, поскольку тот не стонал и не кричал, но потом, когда одна из птиц поднялась в воздух, он увидел, что жертве зашили рот толстой сапожной нитью. «А интересно, почему стражники не захотели послушать, как он поёт», – подумал инквизитор.
Хозяин замка не только пожертвовал Ловефеллу пять человек хорошо вооружённой охраны, обязанной сопровождать его до самого Аахена, но подумал и о том, чтобы выделить Анне-Матильде служанку, поэтому вместе с ними ехала молодая весёлая девушка, которая, видимо, любила детей и умела с ними обращаться. Инквизитор не ожидал по дороге неприятных приключений. Недобитки, унёсшие голову от разгрома, могли напасть на человека, путешествующего в одиночку или лишь с одним спутником, но атаковать пятерых кавалеристов, одетых в кольчуги и вооружённых мечами и луками, не могло прийти в голову никому в здравом уме. Ну, разве что они наткнулись бы на какую-нибудь особенно большую толпу мятежников, однако таких толп, благодаря напряжённым усилиям имперских войск, уже, безусловно, не было. Приходилось сделать небольшой крюк и заехать в Трир, где Ловефелл хотел доверить Мордимера попечению начальника Академии Инквизиториума, потом их ждала долгая поездка до Аахена, а затем инквизитора втроём с девочкой и служанкой – дальнейшая поездка до расположенного в долине реки Эльба Амшиласа.
Академия Инквизиториума располагалась в пределах городских стен Трира, прямо у самых северо-западных ворот, называемых Воротами Ювелиров (потому как опеку над ними и прилегающей частью укреплений осуществлял именно цех ювелиров). Академия располагалась в большом двухэтажном здании из темно-красного кирпича, к главному зданию прилегали хозяйственные постройки: конюшня, склады, пекарня, курятник, полный домашний птиц и хлев, в которых, как было известно Ловефеллу, работали сами ученики. Ибо считалось, что не помешает, если кроме занимавших большую часть дня профессиональных занятий они помогут и в хозяйственных делах. В конце концов, умелый инквизитор должен быть человеком, умеющим справляться не только с пением религиозных гимнов...
Ловефелл хорошо знал Ульриха Куттеля, имеющего честь в течение уже без малого десяти лет занимать пост руководителя Академии. Это был человек жёсткий, суровый и даже несколько простодушный, но при этом хороший воспитатель молодых кандидатов в инквизиторы. Он был искренне привязан к своим ученикам, что проявлялось, в частности, в том, что он принуждал их к обучению, почти превышающему человеческие силы.
– Чем больше вы пострадаете здесь, тем меньше вам придётся страдать, когда вы отсюда уйдёте, – говаривал он.
Но он всегда заботился о том, чтобы ученики были хорошо одеты и сыты, а зимой не страдали от холода. Не позволял он также чрезмерно сурово их наказывать, что привело, среди прочего, к тому, что на протяжении десяти лет в Академии не был засечён насмерть ни один из мальчиков.
– Приятно видеть тебя в моих убогих стенах, Арнольд. – Куттель искренне обрадовался, увидев Ловефелла. – Ты как раз вовремя, сейчас будем садиться за ужин.
В Академии вековой привычкой было, чтобы все, как ученики, так и учителя, ели вместе в большой трапезной на первом этаже. Меню было разнообразным, а еда изобильной, и ученики отличались от учителей только тем, что вторым было разрешено пить вино во время еды, в то время как первым его приходилось сильно разбавлять водой. Ловефелл с удовольствием наблюдал аккуратно одетых, здорово выглядящих и дисциплинированных мальчиков. Младшему могло быть двенадцать лет, старший, наверное, приближался к двадцатому году жизни. Все они отличались естественной сдержанностью в словах и жестах и исполненной сосредоточенности серьёзностью.
Куттель представил гостя всем собравшимся (кроме Ловефелла за столом находился ещё один, одетый по форме, инквизитор), потом прочитали молитвы, а затем начальник Академии любезно попросил Ловефелла, чтобы он рассказал всем о крестьянском восстании и его поражении.
– Ибо и мы здесь жаждем новостей из внешнего мира, – пояснил он. – И, хотя мы уже много знаем об этих несчастных событиях, мудро будет услышать о них от очевидца, который имел честь быть на этой войне глазами и ушами самого Светлейшего Государя.
Куттель намеренно не стал представлять Ловефелла как инквизитора, зная, что тот слишком часто участвует в тайных миссиях, чтобы он захотел, чтобы его реальная профессия стала широко известна. Так что Ловефеллу в очередной раз пришлось рассказать о битве, но на этот раз он нарисовал картину гораздо шире, сосредоточив внимание на причинах и последствиях восстания. Позже пришлось ещё отвечать на многочисленные вопросы (самый глупый касался техники нанизывания Витлебена на вертел, а один из умнейших – связи между восстанием и спекулятивной торговлей зерном, которую вели венецианские картели), так что ужин затянулся до позднего вечера.
Потом Куттель пригласил гостя к себе в кабинет, где их уже ждала замшелая бутылка вина.
– Спасибо за занимательную лекцию, Арнольд, – сказал начальник Академии, усаживаясь и приглашая сесть Ловефелла. – Как ты нашёл вопросы моих мальчиков?
– В основном интересны, – ответил инквизитор. – Особенно приятно было услышать, что восстание вспыхнуло не по подстрекательству демонов, а в результате действий торговых компаний, которые довели деревенских до нищеты ростовщической торговлей плодами их труда.
– Правда? Я всегда говорю им: прежде чем вы начнёте искать наиболее сложные ответы, сначала поищите простейшие. Если вы видите, что кто-то движет предметы на расстоянии, не обвиняйте его в сделке с дьяволом, сперва проверьте, нет ли между пальцами нитки.
– Я рад, что ты именно таким образом формируешь умы этих мальчиков, – искренне сказал Ловефелл.
– Должны же мы чем-то отличаться от проклятых папистов, – буркнул Куттель.
Инквизиториум теоретически был подчинён власти Ватикана, но на практике ватиканские священники, включая самого Святого Отца, обладали влиянием, мягко говоря, иллюзорным. Поэтому они пытались создать конкуренцию действиям инквизиторов и посылали в мир стада фанатичных монахов и священников, часто необразованных и продажных, а взамен всегда болезненно амбициозных и облечённых неясными полномочиями, которые затем становились предметом юридических споров, следствий и исследований, а также темой для писем, курсирующих между Столицей Иисусовой и Хез-Хезроном, являющимся штаб-квартирой Инквизиториума. Поэтому, крайне мягко говоря, инквизиторы не любили папских посланцев, в простых умах которых для каждого вопроса хорош был ответ: «Это происки дьявола».
– Я стараюсь, как могу, хотя мы оба знаем, что фальшивые деньги вытесняют настоящие.
– Не дай нам, Боже, жить в мире, которым будут править эти падальщики из Ватикана. – Ловефелл покачал головой.
Здесь, в Академии Инквизиториума, он мог себе позволить такие слова. Впрочем, мнение, которое он выразил, было настолько распространено среди инквизиторов, что подобные опасения уже никого не останавливали.