Она погладила каноника по волосам.
– Я попробую, Герсард, – мягко сказала она. – Поверь, я постараюсь тебе помочь.
«И тогда ты будешь передо мной в столь огромном долгу, что тебе не хватит жизни, чтобы его погасить», – подумала она. – «А если случится так, что погасить его ты не захочешь, то я напомню тебе, как сильно чёрные плащи не выносят колдунов и отравителей и как нежно занимаются ими в своих казематах».
– Принеси мне только одну свечу из тех, которые использует архиепископ, чтобы я взяла её за образец.
Он кивнул головой. Быстро и решительно.
Катерина не нуждалась в магии, чтобы изготовить необходимые канонику свечи. Нужно было только подмешать в воск мышьяка и мышьяком же пропитать фитили. А потом достаточно будет одного вечера, чтобы появились первые симптомы отравления. Архиепископ на следующий день начнёт жаловаться на тошноту, потерю аппетита, боли в животе, может быть, даже упадёт в обморок. Так куда же слуги отведут его, чтобы он отдохнул и набрался сил? В спальню. Что они сделают, чтобы не оставлять архиепископа в темноте? Зажгут свечи. Может, начнут его развлекать чтением книг при их свете, поскольку он будет слишком слаб, чтобы переворачивать страницы. И мерцающие огоньки этих свечей будет последним, что он увидит, прежде чем мышьяк разрушит его тело до такой степени, что он потеряет жизнь. А может, впрочем, и не потеряет? Может, только кровь ударит ему в мозг, и он превратится в неподвижное тело, вываливающее под себя кал и мочу и не способное жить без помощи других? «Это было бы довольно забавно», - подумала Катерина, ибо не слишком любила священников. Особенно столь чёрствых сердцем, как архиепископ. Что ж, возможно, покушение не удастся. Может, Герсарда подведёт мужество, и он не подложит отравленные свечи? Может, захворавший архиепископ переедет в загородное поместье? Может, организм этого старика, однако, будет в состоянии справиться с дозой мышьяка? Кто знает, как всё сложится? В случае чего у Катерины были подготовлены и другие решения. Разве нельзя пропитать ядом страницы любимой книги архиепископа? Разве нельзя отравить растущие на дереве плоды?
Она, конечно, знала, к каким способам прибегают люди, чтобы защитить себя от отравителей. Пили вино из чаш, сделанных из скорлупы кокосового ореха и фарфора или из позолоченного рога единорога, на груди носили яшмовые ожерелья, а на пальцах кольца с безоаром. На столах держали драконьи языки, которые должны были задрожать, когда рядом с ними появляется отравитель. Ну, по крайней мере, на этом сколачивали состояние торговцы, привозящие панцирь, рога и языки из далёких земель и просящие за них цену, которую могли себе позволить только короли и князья.
Катерина знала одно: она не осмелится использовать заклинания против кого-то столь известного и, вдобавок, находящегося в силу занимаемой должности слишком близко от инквизиторов. Чёрные плащи, казалось, часто не замечали почти очевидных вещей, но некоторые из них обладали даром чувствовать магию. И если бы они выяснили, что архиепископа убили заклинания ведьмы, то развернули бы её розыск в таких масштабах, что скорее превратили бы Кобленц в руины, чем признали поражение. Может, даже не из любви к священнику, а из чувства уязвлённой гордости.
Катерина знала, что она всё ближе и ближе к цели. Но ведьма обещала, дурачила и насмехалась, не желая сказать, когда именно наступит тот момент, в который она позволит своей ученице ознакомиться с тайнейшей из тайных книг и узнать, а также понять, содержащиеся в ней знания.
– Ты должна была мне её дать. – Катерина присела рядом с ведьмой и с трудом сдерживалась, чтобы не закричать. – Ты должна была дать мне Чёрную Книгу!
– Чёрную Книгу? – Спросила старуха с издёвкой. – Ты ничего не перепутала, доченька? Я точно обещала, что тебе её дам?
– Сссама знаешь, – прошипела она, не в силах уже сдерживать ярость.
– Чёрная Книга, Чёрная Книга, – забормотала ведьма и хитро зыркнула на Катерину из-под спадающих на лоб седых клоков волос. – Может, вспомню, где я её спрятала. Может быть... когда-нибудь... вспомню.
Катерина не выдержала и схватила ведьму за горло. У неё были молодые, сильные пальцы, а шея ведьмы была худой и морщинистой, словно у старого гуся.
– Убей меня, и никогда... – удалось прохрипеть старухе.
Катерина знала, как звучал бы конец этого предложения. «Убей меня, и никогда не получишь Чёрную Книгу». Она ослабила хватку, потом убрала руки от горла старухи. Увидела, что её ладони дрожат, словно в лихорадке, и спрятала их в складках платья.
– Не играй со мной, жаба! – Только и прорычала она.
Ведьма долго кашляла, сплёвывая на пол жидкую мокроту. Наконец откашлялась, восстановила дыхание и посмотрела на Катерину. В её покрасневших, гноящихся глазах появился озорной блеск.
– Какая нетерпеливая. Какая буйная. Молодая кровь, молодой гнев. – Она покачала головой. – Я должна научить тебя смирению, дитя. Смирению и терпению.
Женщина вперила в неё взгляд, полный нескрываемой ненависти. Она уже хотела от ведьмы только этого. Чёрную Книгу, написанную кровью по нежной, мягкой коже, снятой со спин младенцев. Она хотела только добраться до этой сокровищницы наитайнейших тёмных знаний, в которую византийские чернокнижники заносили заклинания, на протяжении веков собранные у персидских огнепоклонников, халдейских гадалок, египетских жрецов и ассирийских демонологов. Ведьма только один раз показала ей Книгу, но этого было достаточно, чтобы Катерина почувствовала исходящую от неё силу. Она чувствовала себя тогда так, будто её окунули в ледяную воду, а острые, холодные иглы вонзились в её ум, душу и сердце. Это была Чёрная Книга. Шахор Сефер, как называли её евреи, لطفحنفغعظطس ضثةبحؤئ عطظيكﻩفك, как записывали её название персы. Единственная в своём роде и неповторимая, ибо не существовало никаких её копий или списков, и лишь её фрагменты, часто перевранные и искажённые, приводилась в других произведениях. Как Книга, стоившая больше, чем всё золото мира, оказалась в руках старухи, живущей в разваливающейся от старости лачуге, притулившейся к городской стене Кобленца?
– Снимай платье, – приказала ведьма со злым блеском в глазах. – Потом становись к стене.
Катерина расстегнула крючки и сбросила материю. Полуодетая она повернулась и прижалась грудью к шершавым необструганным доскам. Когда она почувствовала на спине первый удар кнута, сжала зубы так сильно, что на секунду испугалась, что треснет челюсть. Ведьма была старая и больная, но рука её была твёрдой и уверенной. Катерина знала, что ведьма не перестанет её бить, пока не услышит из уст Катерины умоляющий крик. И, как всегда, пообещала себе, что не закричит. Прижалась щекой к доскам, чувствуя, как нежеланные слёзы боли и ярости текут из-под век. В уголок её рта вонзилась заноза. Но она начала кричать только после двадцатого удара.
Катерина вынуждена была сама нанести себе мазь на израненную спину, что было не только дьявольски неудобно, но и вызывало настолько интенсивную боль, что она снова начала плакать. Однако не могла же она показать служанке избитое тело, потому что она неизбежно заинтересовалась бы, почему на её хозяйке через несколько дней не осталось ни малейшего следа. Ни тончайшего шрама, ни царапины... Заинтересовалась бы, почему истерзанная кожа снова стала гладенькой, словно свежая кроличья шкурка. Катерина слышала уже довольно сплетен о себе, чтобы добавлять к ним ещё одну. Да ещё такую, которой могли заинтересоваться инквизиторы. Девушка, правда, была тактичной и, видимо, преданной своей хозяйке, но Катерина знала, насколько права старая истина, гласящая, что тайну, о которой знают трое, знает и свинья. Хватало и того, что о необычных способностях Катерины знала она сама и ведьма, которая позволяла ей изучать тайны, связанные с тёмным искусством.
Мазь была составлена из нескольких трав, которые затем смешивались в соответствующих пропорциях и варились с жиром. К счастью, не требовалось ничего столь отвратительного как жир висельника или убитого ребёнка, лишь обычный, благонамеренный свиной жир. Потом Катерина произнесла над мазью заклинания, что необходимо было сделать в новолуние, при первой четверти и полной луне. Именно благодаря этому снадобье приобрело огромную силу в заживлении ран. Но ничего не даётся даром. Катерина знала, что когда с её спины исчезнут раны, порезы и синяки, то почти в тот же миг какой-то несчастный на улицах Кобленца заскулит от неожиданной резкой боли. На его спине не останется даже малейшего следа, но страдать он будет так, будто это его отхлестали плетью. Нельзя сказать, чтобы мысль о муках мещанина не давала Катерине спокойно спать. Честно говоря, её это скорее забавляло, особенно когда она представляла себе, как жертва её заклинания любой ценой будет стремиться выяснить причину неестественной боли и как, в конце концов, сочтёт это Божьей кару за совершенные или хотя бы помысленные грехи. Может, начнёт каяться или обещать исправиться?