Она вызвала машину.
— Я хочу в парк.
— Зачем?
— Затем, что — я, конечно, понимаю, для тебя это новость — но там можно повеселиться.
Адрон дотронулся до ее щеки и увидел, как вспыхнули в ответ ее глаза.
— Я никогда никому не позволял так со мной разговаривать.
— Да, именно это и сказала мне Зарина вчера вечером. А еще она сказала, что удивлена, что я все еще жива.
Он рассмеялся, и подъехала их машина.
Когда они добрались до парка, он позволил Ливии отвести себя к большому пруду.
— Хочешь попробовать поплавать? — спросила она.
— Я слишком стар для катамаранов.
— Тебе двадцать девять, Адрон. Едва ли это можно назвать старостью.
— Я слишком стар для катамаранов, — повторил он. — А если и нет, я все равно не смог бы крутить педали.
— Значит, крутить буду я.
— Я не беспомощный.
Она сердито посмотрела на него.
— Я знаю. Это нормально — иногда позволять другим помогать тебе, Адрон. Почему ты так этого боишься?
Он стиснул зубы и отвел глаза.
Ливия взяла его за подбородок и заставила ответить на свой вопросительный взгляд.
— Почему?
От ярости у него в глазах потемнело, боль начинала скручиваться внутри спиралью.
— Хочешь знать, чего я боюсь? Каждый божий день я просыпаюсь и боюсь одного — что больше не смогу двигаться сам. Я знаю, что так и будет. Это просто вопрос времени, а потом у меня не останется выбора, и кому-то другому придется одевать меня и кормить. Менять мне подгузник. И эта мысль невыносима.
— Тогда почему ты не покончишь с собой?
— Потому что каждый раз, когда я думаю об этом, я слышу, как моя семья молится обо мне, пока я в больнице. Слышу, как плачет мама, как отец умоляет меня не умирать. — Он сглотнул. — Я никогда не смогу нарочно причинить им такую боль.
Любовь в ее глазах обожгла его огнем.
— Ты самый сильный мужчина, которого я когда-либо знала.
— Ты хотела сказать, слабак и дурак.
Она покачала головой и послала ему нежную улыбку.
— Идем, муж мой. — И Ливия повела его к катамаранам.
Адрон неохотно забрался на один из них, и позволил ей завезти их на середину пруда.
— Прекрасный день, да? — спросила она.
Адрон запрокинул голову и посмотрел в небо. Светлую голубизну затягивала легкая белая дымка, теплые солнечные лучи ласкали кожу.
— Ничего.
Ливия закатила глаза.
— Ты такой пессимист.
Адрон не удержался и погладил пальцами ее плечо. Он потрогал едва заметный шрам на ее руке и нахмурился.
— Кто тебя бил?
На ее лице на мгновение появилось печальное выражение, но она быстро взяла себя в руки.
— Отец.
— За что?
Она наклонилась вперед и прошептала, словно открывая ему великую тайну.
— Я склонна не делать то, чего хотят от меня другие.
— Я заметил. — Он запустил пальцы в ее волосы. — Но, думаю, мне это в тебе нравится.
Она улыбнулась, и день внезапно стал солнечнее.
Ливия смотрела, как Адрон откинулся на спину, оперевшись на локти, и посмотрел на нее. Белая футболка плотно облегала мускулы на его животе и груди. Широкие плечи были напряжены, мышцы на руках перекатывались, когда он двигался. Ветер дразнил белую косу.
Боже, он великолепен даже с этим шрамом на щеке.
— Скажи мне одну вещь, — спросила она, вдруг перестав крутить педали. — Как наследник трона оказался в Лиге?
Он вздохнул.
— В то время я еще не был наследником.
Это ее удивило.
— Нет?
— У меня была старшая сестра. — Боль в его голосе казалась даже глубже той, от которой страдало его тело.
— Прости. Что с ней случилось?
— Тиа постоянно ссорилась с отцом из-за выбора мужа. Однажды, разозлившись, она сбежала из дворца и пропала. Отец много лет пытался ее отыскать, но никто ничего о ней не слышал.
Теперь все начинало обретать смысл. Вот почему он не покончил с собой. Его семья уже потеряла одного ребенка, и он видел их горе.
Он сам испытал его.
— Ты скучаешь по ней, — сказала она, заметив муку в его глазах.
— Очень. Она могла с легкостью скрутить меня.
Ливия улыбнулась, услышав в его голосе насмешку.
Адрон вздохнул.
— Когда я был маленьким, то рассказывал ей все свои секреты. Мог выложить ей все и знал, что родители никогда об этом не услышат.
Ливия протянула руку и сжала его пальцы в своих.
— Расскажи мне что-нибудь, Адрон. Что-нибудь, о чем никто больше не знает. Даже Тиа.
— Это я приклеил Зарину к туалетному сиденью, когда ей было семь.