Напряжённое молчание, повисшее в воздухе, не нарушалось ничем. У Гертруды не оставалось сил говорить что-то против. Раз уж Ильзе не переубедить — пусть. Наверное в глубине души Гертруда всё же считала свою дочь талантливой и неглупой правительницей. Она ведь сама говорила ей об этом в самом начале правления, хоть и, скорее всего, чтобы просто поддержать.
Ильзе усмехнулась. Значит, мать признала, что из войны выйдет толк, но, возможно, страх за дочь посеял сомнения в её душе.
Женщина нервно провела рукой по жидкой седой пряди волос, спадавшей ей на грудь, и покачала головой. Её лицо, казалось, больше не выражало никаких эмоций.
— Со мной почти все дома Эрхона. Больше всех людей у Корхоненов и Кюгелей, — произнесла Ильзе, смотря в окно.
— Можешь в них не сомневаться. Хотя я не знаю девчонку Корхонен, дочь покойной Магдалены. Не знаю, какая из неё воительница… — Гертруда подняла взгляд на Ильзе, и в этом взгляде читалось какое-то странное одобрение, хотя буквально минуту назад она готова была любой ценой отговорить дочь. — А Кюгель всегда богатейшим домом был. Хотя солдаты у них не очень. — Мать улыбнулась, словно в голове у неё всплыли какие-то тёплые воспоминания из прошлого. Она блаженно закрыла глаза и опустила голову на бок.
Ильзе усмехнулась. Мать была склонна к таким резким перепадам настроения. Иной раз её легко было задобрить, хотя у Ильзе обычно получалось. И… неужели ей удалось убедить мать в том, что война необходима, или та просто дала ей выбор? В любом случае, её мнение не играло бы решающей роли для неё. Было лишь радостно сознавать, что Гертруда смиряется.
— Будь осторожней. У них сильная армия, — сказала мать серьёзным и напутственным тоном. Она одобрительно улыбалась, и эта улыбка вселяла уверенность и надежду.
— Моя — ещё сильнее. — Ильзе приоткрыла тяжёлую дверь и ступила за порог. — Прощай. — Л Штакельберг захлопнула дверь, не дав матери сказать ей больше ничего. Не хотелось больше слышать её причитаний и советов. Не хотелось больше находиться с ней рядом, в одной комнате.
Да уж, это было трудно. Но, с другой стороны, Ильзе ожидала худшего. Идя по коридору, она готовилась к тому, что мать будет перечить ей, может быть, даже кричать или плакать, но Гертруда, к счастью, отнеслась ко всему довольно спокойно, легко согласилась с дочерью, дала ей свободу. Теперь оставалось надеяться, что она как-нибудь случайно об этом не забудет, хотя, какое это уже имело значение, если все люди в замке подчиняются не ей, а Ильзе?
Поправив воротник своего серо-алого платья, девушка быстрым шагом отправилась по холодному коридору в свой кабинет. Нужно было заполнить множество документов, принять несколько вассалов, словом, привести всё в порядок перед тем, как отправиться завтра на войну. Отвлекаться было нельзя. И медлить тоже. Времени и так оставалось чудовищно мало, и Ильзе даже немного нервничала. Война была необходима. Все мирные пути, договоры и компромиссы были невозможны. Королева Ламахона, Эша Мидория Монкут, и её сын так просто не сдадутся. Но хотя бы часть их территорий должна быть захвачена, пусть и цена за это может быть высока. Впрочем, среди вассалов Ильзе не было близких и родных людей, к которым она была привязана. Потому терять их в битвах и осадах будет хотя бы не больно, хоть и затратно.
Ильзе свернула налево и увидела у двери помимо двоих стражников свою вассалку, герцогиню Корхонен.
— Генрика! — Ильзе улыбнулась. Эта улыбка была слегка натянутой. Не то, чтобы она ненавидела эту девушку, но временами она раздражала своей излишней вежливостью и навязчивостью. Вместо Генрики на войну должна была отправиться её мать, Магдалена Корхонен, но она умерла около двух месяцев назад. Ильзе понимала, что Генрика не виновата в смерти одной из лучших воительниц Эрхона, но какая-то странная обида поселилась в душе леди Штакельберг. Ильзе иной раз корила себя за это, и, несмотря ни на что, ей не хотелось портить отношения с вассалкой, которую она пока даже не знает хорошо.
Появление Генрики сейчас было очень некстати. Ильзе и так вся на нервах. Как бы не сорваться на неё…
— Миледи. — Девушка откланялась и смущённо улыбнулась в ответ. Генрика была одета в мужское платье геральдического зелёного цвета, подчёркивавшего цвет глаз. Кое-где оно было испачкано и даже изорвано — герцогиня носила его довольно часто, чуть ли не каждый день, потому он успел изрядно попортиться. Генрика никогда не носила пышных платьев, даже волосы причёсывала не всегда, считая это пустой тратой времени. Её одежда всегда была практичной и удобной, хоть и неопрятной, поношенной, словно девушка украла её у какого-нибудь бедного рыцаря.
— Надеюсь, ты помнишь о том, что мы выступаем завтра на рассвете? — Герцогиня в ответ кивнула. — Как продвигается подготовка?
— Прекрасно, миледи. Можете не сомневаться в моих вассалах. Больше всего у барона Герца и баронесса Склодовской. Последняя междоусобица не сильно убавила численность их рыцарей, — проговорила Генрика ровным голосом. Ильзе заметила, как дрожат её руки и про себя усмехнулась. Без пяти минут герцогиня была старше её на год и, в связи со смертью матери, начала править совсем недавно. Магдалена Корхонен была более волевой и даже резковатой в общении с миледи даже в последние месяцы жизни, когда болезнь уже постепенно уничтожала её. Генрика же свою леди явно побаивалась, потому говорила предельно вежливо, ходила тихо и не скрывала дрожи в руках. С одной стороны, это раздражало, а с другой, тешило самолюбие. А ещё у Генрики были большие и добрые глаза, на которые леди Штакельберг порою заглядывалась…
— А как обстоят дела с подчинёнными феодами Ламахона? — произнесла Ильзе с улыбкой.
— Уже в ожидании нашего прибытия. Вчера отправила воронов Танака и Тхакурам. Надеюсь, птиц не перехватят или не подстрелят охотники, — неуверенно ответила Генрика и провела рукой по своим коротким чёрным волосам.
— Сейчас охота на этих территориях запрещена и наказуема, — тихо сказала Ильзе и покачала головой. — Что-то ещё?
— Нет, миледи. — Генрика снова откланялась.
— Тогда ступай, — ответила Штакельберг, но спохватилась: — Подожди… ты не видела моего брата или служанок?
— Милорд искал вас, а затем ушёл в свои покои. — Генрика остановилась на повороте и вздрогнула, когда встретилась взглядом с миледи.
— Приведи его сюда. Я буду в кабинете. — С этими словами Ильзе открыла тяжёлую дверь и зашла в комнату.
За эти полтора года она полюбила свой кабинет.
Он был довольно уютным: в центре стоял большой дубовый стол, к нему было приставлено такое же большое кресло. Сзади был камин, огонь в котором горел лишь в холодные зимние дни, и необходимость в нём возникала довольно редко. Эрхон занимал самый юг Эллибии и отличался наиболее мягким и тёплым климатом. Ильзе содрогнулась, вспомнив о том, что в её армии есть несколько воительниц с самого севера, где царит вечная мерзлота и нет феодов — только дикие племена. Другие земли, кроме северных и Эрхона, не знали и не принимали участие в войне. Лишь какие-то бедные рыцари, прознавшие случайно, небольшими отрядами примкнули к Штакельбергам. Они видели в этом возможность обрести новую счастливую жизнь там, на захваченных землях, а Ильзе была только рада расширить свою армию добровольцами, согласными на любое вознаграждение.
Ильзе составляла и подписывала документы. Казалось, в этот день их было больше, чем за всё время правления, и это слегка утомляло. Но девушка вскоре привыкла, и работа пошла полным ходом. Буквы расплывались, смысл терялся, работа проходила скучно и долго. Ильзе должна была привыкнуть: ей править этой землёй ещё очень продолжительное время. Иной раз от всего происходящего мозги просто закипали.
Внезапно, дверь скрипнула и открылась. Похоже, это братец наконец заявился.
— Ты опять входишь без стука? — Ильзе оторвалась от разложенных на столе пергаментов и подняла взгляд на брата. Он был очень похож на неё внешне: такие же светлые волосы, серые глаза, бледная кожа и вечная насмешка во взгляде. Аццо узнал о войне случайно почти три месяца назад, Ильзе ведь не говорила ему, боясь, что тот будет против или расскажет матери раньше срока. Благо, всё отделалось лишь небольшой перебранкой, мол, он ведь не чужой Ильзе человек и должен был знать об этом с самого начала, но леди Гертруде ничего рассказывать не стал. И за это Ильзе до сих пор была безумно ему благодарна. Может быть, расскажи брат матери, ей было бы легче сейчас, но леди Штакельберг планировала сделать всё сама, дабы контролировать ситуацию и не выглядеть трусихой в глазах матери.