Стараясь забыть о том, что до начала осады осталось буквально три дня, Генрика отправилась в небольшой сад у замка, в котором до этого уже побывала раза четыре. Здесь было уютно, свежо, и легко дышалось. Повсюду в саду стояли скамейки и горели факелы, там было много тихих и пустынных мест, в которых можно на несколько часов остаться наедине с собой. Здесь обычно никого не было, и только шум ветерка шевелил рыжую редкую листву. Генрика поёжилась и сильнее укуталась в плащ — сегодня было особенно холодно.
Вдруг она услышала какой-то шорох, обернулась и увидела в полумраке улыбающегося Витольда. В его мутно-голубых глазах читалась обыкновенная для него печаль и лёгкая рассеянность. Он немного нервно теребил край своей мышино-серого цвета туники, словно о чём-то думал или переживал.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Генрика удивлённо.
— Я увидел, что ты тут, и пришёл. Мне скучно. — Витольд как-то несмело пригладил свои тёмно-русые волосы, чуть вьющиеся на концах. Герцогиня добродушно усмехнулась. Барон достал свою любимую флягу с вином и немного отпил. Пить он любил, нередко прикладывался к бокалу, а в последнее время стал выпивать всё чаще и чаще. Впрочем, на последнем банкете и Генрика выпила много, едва ли не больше него.
— Как думаешь, нам удастся? — Витольд присел на стоявшую перед герцогиней лавочку. Он, разумеется, имел ввиду грядущую осаду. Вспомнив о Мурасаки, Генрика устало вздохнула. Только ей удалось забыться и не думать о ней… Как же ей надоели эти навязчивые мысли об осаде! Когда герцогиня переключалась на них, ей моментально становилось тоскливо, грустно, тяжело… Это будет первая осада в её жизни — в междоусобицах, в которых она участвовала, случались только небольшие стычки, но не более того. А вот те же Склодовские, например, однажды пытались брать осадой маленький замок, подчинявшийся барону Нойманну.
— Конечно. Это лишь вопрос времени. — Генрика устало улыбнулась и перевела взгляд на факел, горевший вдалеке. На самом деле, она не была так уверена в том, что всё получится с первого раза. В отличие от Ильзе, герцогиня постоянно во всём сомневалась. И уверенность миледи в том, что всё идёт по плану, пугала. Они ведь на войне, и каждый может умереть в любой момент. И хоть Генрику не сильно терзала и пугала эта прописная истина, она старалсь всегда об этом помнить.
— Ко мне почти сразу после военного совета обратилась графиня Кюгель и сказала, что даст мне людей для захвата Кумаров совместно с Джоши, — тихо, боясь, что его услышат, заговорил Витольд. — Ты, наверное, помнишь, что она хотела взять оба замка хитростью, но Ильзе отказала ей…
— Помню. — Генрика устало кивнула. — И ты согласился?
— Да. — Витольд зарылся пальцами в свои волосы. — И поэтому во время осады, ближе к декабрю я вместе с её людьми отправляюсь к Кумарам. Там ещё Рихтер со своими людьми будет. Она штурмом возьмёт замок Джоши, а остатки их армии мы добьём вместе.
— Сколько Кюгель заплатила тебе, чтобы ты согласился на это? — Генрика улыбнулась. Её удивило, что Витольд не сказал ей об этом сразу же после того, как во всё это ввязался.
— Ни сколько, — просто ответил барон и развёл руками. Генрику поразила такая беспечность. Она, конечно, не особенно гналась на войне за деньгами, и на первом месте для неё стояла верность, но бесплатно помогать той, кому не служит, герцогиня Корхонен не стала бы из принципа. Витольд же готов был помочь каждому, кого знает, просто так, и у Генрики просто не укладывалось это в голове.
— Когда-нибудь это твоя бескорыстность тебя погубит. — Генрика кивнула с усмешкой. — В любом случае, у вас всё получится, — добавила герцогиня, стараясь сделать голос как можно увереннее. — Я просто запрещаю тебе как своему вассалу сдохнуть.
В ответ Витольд только усмехнулся.
— Я так скучаю по дому… — Он отпил из фляги ещё немного. — Благо у отца и Карла-Хайнца всё хорошо. Во всяком случае, отец так пишет.
— А мой отец на письмо уже третью неделю не отвечает. — Генрика вздохнула. — Наверняка просто закрутился в заботах. Мама умерла, я уехала, у него замок, разборки с крестьянами, и Герда. — Вспомнив о сестре, девушка почувствовала, как в груди что-то кольнуло. Герде только недавно исполнилось восемь, через четыре года её начнут учить обращаться с мечом… И, если война к тому моменту не кончится, или продлится хотя бы до её тринадцатилетия, её могут отправить сюда в качестве оруженосца. Мама постоянно говорила Генрике, что сестра будет единственным родным человеком, когда они с отцом умрут. Но Герда была ещё слишком мала, чтобы доверять ей какие-то сокровенные секреты, рассказывать о своих тревогах и проблемах. Но герцогиня любила её всем сердцем и мысленно обещала себе, что у Герды будет прекрасное будущее.
— Когда моя мама умерла, отцу тоже приходилось и с братом возиться, и проблемы с крестьянами и вассалами решать. — Витольд покачал головой. — Мне было всего восемь, когда Хайнц родился. Я уже смутно помню, что тогда было, я часто оставался с ним, помогал отцу…
— Вацек в восемь лет умер. Это моя вина. — Генрика горько усмехнулась, вспомнив брата. Она была старшей дочерью в семье и с ролью старшей сестры справлялась, по её мнению, не слишком хорошо. А вспоминать о погибшем по её вине Вацеке всегда было больно. Это обжигало куда сильнее, чем осознание близости осады. — Я отвлеклась, он заигрался со змеёй. Змея ужалила его, и когда я только заметила, было уже поздно. Всё произошло в течение минуты. Мне было четырнадцать. — От собственной никчёмности захотелось плакать. Боль сдавливала виски железным обручем. Генрике должно было быть двадцать один в следующем году, с момента этого случая прошло почти семь лет, но чувство вины всё ещё свербило, не давало покоя. Оно возникало всегда так внезапно и так сильно жгло, что хотелось вырвать себе сердце и навсегда забыть. Но забывать было нельзя. Генрика привыкла думать, что память об ошибках не позволяет совершать похожих ошибок в будущем. Но как же тяжело порою становилось… Иной раз Вацек являлся ей во снах, разговаривал с ней, просил спасти его, иногда предостерегал, иногда — звал с собой в могилу. Особенно в первые несколько лет после трагедии. Поначалу Генрика не придавала этим снам значения, но потом, когда они стали повторяться всё чаще и чаще, поняла, что всё это — знаки. И её определённо ждёт расплата, ведь богини не простят.
— Нет, в этом нет твоей вины. — Витольд ободряюще улыбнулся. Он всегда поддерживал подругу и был на её стороне даже тогда, когда она была не права. — Раз уж это случилось, значит, так было нужно. — Генрика в ответ только кивнула. Слабое утешение. Витольд намного проще относился к жизни, чем она, потому что не сталкивался с подобным. У него тоже был младший брат, и он понимал, как больно будет потерять его, и герцогиня искренне надеялась, что ему не придётся переживать того, что пережила она. И хоть утешать Витольд не умел, его слова были важны для Генрики.
Барон встал со скамейки, и они вместе отправились вглубь сада, освещённого факелами.
— Ты после войны жениться не планируешь? — задала вопрос Генрика. Она, будучи его сюзеренкой, сама могла подыскать ему избранницу для выгодного союза, но, так как он был её другом, предоставляла выбор. Витольду уже двадцать. В его возрасте у некоторых уже есть хотя бы один наследник. Многие выходили замуж или женились уже в восемнадцать лет, а крестьяне — и вовсе раньше.
— Я не знаю. — Немного подумав, ответил Витольд. — Я не нахожу для себя подходящей спутницы среди баронесс и рыцаресс. — Он ещё немного отпил из фляги.
— И поэтому ты подумываешь выйти за Фридриха? — пошутила Генрика и рассмеялась. — Ну уж извини, он мужчина. — Витольд сдержанно усмехнулся в ответ и снова сделал глоток.
— Мне очень приглянулась Вибек Кюгель, хоть мне и не светит жениться на ней, — тихо ответил он. — Она графиня, а я — простой барон. Но она красивая. И так прекрасно владеет мечом…
— Даже лучше, чем я? — шутливо заметила Генрика. Она не считала себя особо выдающейся воительницей, её постоянно что-то не устраивало в себе. Герцогиня думала, что её переоценивают. И та благодарность, услышанная неделю назад от Ильзе — это высшая степень признания. Хотя Генрика не знала, насколько хорошо миледи владеет мечом и насколько сведуща в этой области, её мнение по любому вопросу было невероятно важно для девушки.