Ильзе продолжала сверлить Мурасаки взглядом. Рядом с ней стояла низенькая девушка с короткими чёрными волосами, в запачканных кровью доспехах и большим двуручным мечом в руках. Мурасаки обратил внимание на её бригантину, покрытую зелёным бархатом — скорее всего, геральдический цвет её дома. Воительница не улыбалась, не кидала ироничных взглядов, не отпускала ядовитых комментариев, а просто молча смотрела перед собой, словно чувствовала себя лишней. Судя по всему, она была куда скромнее и рассудительнее своей сюзеренки.
— Эльжбета, — Ильзе обратилась к женщине, стоявшей слева. Вот её Джуничи запомнил хорошо: он видел её в сентябре, на сражении под Мурасаки. Герцог обратил внимание на арбалет, который графиня держала в руках. Для него было несколько странно видеть её в доспехах, пусть и лёгких: кажется, в сентябре она не сражалась. Джуничи вздрогнул. Графиня за всё это время ни разу не взглянула на него. В её лице читалась какая-то ветреность и лёгкое равнодушие, словно всё это она уже где-то видела и просто вынуждена пережить второй, а то и третий раз. — Вы можете быть свободны. Проследите, чтобы все были на своих местах, и охота на ветианцев в городе велась исправно. — Эльжбета кивнула и поспешила удалиться. Она производила впечатление подчинённой, которая готова исполнить любую просьбу в кратчайшие сроки или выйти сухой из воды в случае какого-то промаха. Ильзе перевела взгляд на девушку с тёмными волосами. — Генрика, останься. Ты мне поможешь разобраться с его сиятельством Мурасаки, который, кажется, слишком много знает. — Леди Штакельберг выделила три последних слова и улыбнулась шире. Джуничи нервно сглотнул и почувствовал, как холодеет тело и выступает пот. Что бы то ни было, что бы ни имела ввиду Ильзе — он не расколется. Он будет кричать, выть, рыдать, молить о смерти, но не скажет ей ничего. Даже в лицо плевать не станет — это удел полуграмотных дикарей, у которых не осталось чувства собственного достоинства, только лютая ненависть и ярость. Джуничи просто вежливо промолчит. Вежливости его, как и всякого ламахонца, учили с юных лет.
— Похоже, мальчишка нервничает, — с презрением отозвалась рыжеволосая женщина, державшая Джуничи за левую руку. Мурасаки был действительно очень молод: только недавно ему исполнилось двадцать лет. Но, судя по всему, Ильзе была ещё младше. Только вот это не придавало никакой уверенности. Среди её людей, судя по всему, много опытных воительниц и воинов. Джуничи слышал о пытках, которые организовывала Ильзе в захваченных замках, и нервно дёрнулся. Что ж, он готов встретить мучительную смерть, готов корчиться под жестокими орудиями пыток. Уверенность горела в его груди диким огнём, заглушая страх. Голова опять заболела… Как же невовремя.
— Ведите его в темницу. Может быть, холод подземелья немного отрезвит и успокоит его? — ответила Ильзе, рассматривая свои ногти. Воины поспешили исполнить приказ. Ильзе и герцогиня, стоявшая рядом с ней, направились следом. Услышав чьи-то голоса сзади, Мурасаки обернулся и увидел Рокеру, безвольно шедшего следом под конвоем герцогини Корхонен. Его руки были связаны верёвкой. Судя по всему, его уже успели избить: на нём была мятая и грязная, кое-где испачканная собственная кровью рубашка и такие же штаны. Волосы Ким, некогда собранные в пучок, были распущены и падали на лицо. Мурасаки пригляделся и заметил глубокую кровоточащую рану на щеке Рокеру. Герцогиня пнула его. Ким оступился, чуть не упал, но не издал ни единого стона. Лишь тихо скрипнул зубами и зажмурился от боли.
Джуничи почувствовал, как ярость обжигает его грудь. Будь при нём Ночной ветер или хоть какой-нибудь клинок, он бы не раздумывая вырезал бы всех, кто шёл сейчас в темницу. Кроме Рокеру, разумеется. Он ведь никому не делал зла. Он ведь сражался за родину и был рядом с ним до конца. Они с Джуничи вместе вырезали бы их всех, но было уже слишком поздно.
Наконец, их привели.
Женщина швырнула Джуничи на пол какой-то маленькой камеры. Мурасаки поморщился от боли: похоже, он разбил пальцы. По голове словно полоснули раскалённым ножом. Джуничи бы закричал от неожиданности и боли, но вместо этого посильнее стиснул зубы так, что стало больно. Витольд, державший его под правую руку, сразу отошёл, пропуская в камеру Ильзе, Рокеру и Генрику. Он со звоном захлопнул решётку. Все взгляды уставились на лежавшего на полу Джуничи. Злые взгляды. Заинтересованные, оценивающие, и все такие жестокие и бесчувственные. Только Рокеру затравлено пялился куда-то в пол. Он уже смирился с тем, что умрёт.
— Вацлава. — Ильзе кивнула воительнице. Вацлава подошла к Мурасаки и схватила за руку, вынуждая встать. Джуничи безвольно встал, и женщина со всей силы ударила его по лицу. Если бы у него были свободны руки, он бы схватился за поражённое место, но просто отвернулся, чуть не ударившись головой о стену. Судя по болевым ощущениям, ему повредили, а то и сломали нос. Дав герцогу пару секунд отдышаться, Вацлава нанесла ещё один удар, но уже с другой стороны, и на этот раз досталось губам и зубам. Джуничи чуть было не закричал от боли, когда понял, что несколько зубов ему определённо сломали или вовсе выбили. Языком он случайно задел один из пострадавших зубов, зуб качнулся и чуть не вывалился из лунки, всё ещё держась на кончике десны. Поражённое место пронзила страшная, ни с чем не сравнимая боль, и Джуничи вскрикнул, закашлялся, и когда почувствовал, что зуб всё-таки отвалился, выплюнул его. Зуб валялся на грязном полу камеры в розоватой от крови лужице. Джуничи сглотнул и ощутил металлических вкус собственной крови.
Вацлава усмехнулась и обернулась, будто ожидая от миледи похвалы.
— Что ты знаешь о Воронёном клинке? — задала вопрос она, готовясь нанести новый удар. Джуничи вздрогнул. Он не ожидал этого вопроса. Страх прошёлся по спине ледяной волной, заставив кожу покрыться мурашками. Джуничи потупил взгляд и снова поднял его на саою мучительницу. Вацлава смотрела на него холодным взглядом рептилии, загнавшей свою жертву в угол. В её фиолетовых глазах не было ни сострадания, ни ненависти, ни зла — только холод и пустота. Джуничи ещё никогда не видел такого взгляда: он много раз видел презрение к себе, испытал порядочно унижений, но к нему ещё никогда не относились с такой равнодушной жестокостью.
И он снова промолчал.
Вацлава вновь ударила его, и в этот раз Джуничи упал на спину, сдавленно простонав. Его пнули ногой в спину, и герцог выгнулся змеёй, поморщившись от боли. Последовала череда резких ударов руками по ключицам и плечам. Мурасаки молчал, пока его не наградили ударом под дых. Джуничи почувствовал, будто во рту скопился какой-то сгусток и сплюнул. Оказалось, он выплюнул ещё одир зуб и скопление собственной крови. Тонкая алая струйка стекала из левой ноздри — Джуничи чувствовал что-то теплое и липкое на щеке. Он устало вздохнул и попытался поднять голову. Джуничи уже не обращал внимание на боль, пронзавшую переносицу. Он не думал ни о чём в этот момент — только о том, что не проболтается, даже если его во концовке посадят на кол или вздёрнут на дыбе. Даже если от него заживо будут отрезать конечности, Джуничи не скажет ни слова — они были недостойны того, чтобы открыть им такую тайну.
Вацлава улыбалась. Вся эта пытка была для неё просто игрой, будто её целью было не выведывание ценной информации, а просто побои и страдания жертвы. Ей было просто весело от происходящего. Она играла с ним, словно кошка с мышью, получая от этого колоссальное, опьяняющее удовольствие, чтобы в итоге сожрать и забыть, отправиться за следующей жертвой. Вацлава смотрела на Джуничи как на грязную тряпку, к которой даже прикасаться было противно. Она едва заметно улыбнулась, хотя её взгляд был по-прежнему пустым и холодным.
А вот Ильзе стояла с серьёзным лицои. Её явно всё это раздражало. И Джуничи, и Вацлава — все они. Он — не выдаёт ей тайну, она — недостаточно хорошо работает. Вот только Вацлава вряд ли понесёт за это суровое наказание. Ильзе скрестила руки на груди и скучающим взглядом смотрела куда-то в стену. Того гляди, сама возьмётся бить и допрашивать. Но пока ещё стояла смирно, с ненавистью смотря на Мурасаки.
Он тоже смотрел на неё, не скрывая гнева и боли. Ему было всё равно, что будет дальше. Прежнюю честь и имя восстановить уже не удастся. Удастся сохранить её остатки, не сказав врагу ни слова о Воронёном клинке. Всё, что он вычитал в письме — он унесёт с собой в могилу. Об этом должен знать только он и Рокеру. И тот, кому в итоге достался Воронёный клинок.