Вацлава в ответ улыбнулась со свойственным ей тщеславием.
— Могу ли я отправиться в Мёллендорф, чтобы заниматься пытками дальше? — с некоторой надеждой спросила она.
— Нет, пока не можете, — отрезала Ильзе и опустила голову на руку. — Я совсем забыла вам сказала: я вела переписку с Ханыль Мин… Будет битва недалеко от её замка. Ближе к концу июля, — добавила леди Штакельберг, смотря пустым взглядом перед собой. — У нас достаточно времени, чтобы подготовиться. Я уже написала брату о том, что нам требуются солдаты. — Ильзе кивнула. Людей у брата оставалось ещё достаточно. За полгода осады она просила прислать подкрепление всего раз, и просила не очень много — пятьсот человек. Так что у Аццо найдётся пару тысяч солдат для этой битвы. Тогда как раз армия Ильзе будет значительно превосходить армию Ханыль. А значит, сражение имеет смысл.
В ответ Вацлава только кивнула. Ильзе отпустила её, баронесса ушла, и в ту же секунду в кабинет вошла Генрика. Леди Штакельберг была очень рада её видеть. Она так устала от своих вассалов, отчитывавшихся о пытках и потерях или постоянно спрашивавших о наградах, так устала от мыслей о войне, от всех этих забот и проблем. Генрика сейчас была спасением, лучиком света во всём этом хаосе. Она хотя бы никогда не спрашивала о вознаграждении, словно ей это было совсем не важно, никогда не жаловалась, и после её визитов всегда оставалась надежда на лучшее.
Герцогиня поклонилась, и Ильзе улыбнулась ей настолько радостно и дружелюбно, насколько могла. За всё время, пока длилась война, леди Штакельберг успела сильно привязаться к ней и уже не понимала, как могла относиться к ней раньше с пренебрежением и грубостью? В глубине души ей было немного стыдно за это, но того, что было не вернёшь, да и сама Генрика вряд ли помнила. Она всегда так искренне улыбалась, что, казалось, и не замечала такого плохого отношения и ранее.
— Ты ведь уже знаешь о готовящейся битве? — спросила леди Штакельберг с улыбкой.
— Ты же сказала мне вчера, — ответила герцогиня чуть неуверенно и поправила воротник платья. Сегодня Генрика была одета в платье геральдического зелёного цвета с воротником, расшитым белыми нитками и длинными рукавами, к низу тоже расшитыми белым. В довершение ко всей этой красоте был бледно-салатовый поясок. Обычно герцогиня одевалась довольно скромно и иногда, по мнению Ильзе, совершенно безыскусно, но это платье леди Штакельберг пришлось по душе. Оно только подчёркивало нетипичную, слегка небрежную красоту Генрики.
— У нас есть всё необходимое для того, чтобы начать подготовку. Осталось только разработать тактику, — сказала девушка воодушевлённо. Судя по всему, роль главнокомандующей пришлась ей по душе. Энергичности Генрике было не занимать. Ильзе всегда нравилась в ней эта черта. Иной раз она даже понять не могла, как в этой с виду хрупкой девушке много самоотверженности, отчаянности и безрассудства.
— Через пару дней мы этим займёмся. Благо место было выбрано удачное. Проблема в том, что удачное оно не только для нас, но и для них. — Ильзе усмехнулась и покачала головой. Иначе и быть не могло. Но они ведь приложат все возможные усилия для того, чтобы разбить их армию и взять замок. Кроме того, Воронёный клинок… в последнее время леди Штакельберг только и думала о том, как он будет сверкать в её руках, означая победу в войне, демонстрируя всё её могущество и силу. Погрузившись в свои мысли, она мечтательно улыбнулась, но, вспомнив, что рядом Генрика, быстро пришла в себя. Впрочем, у неё больше не было от герцогини Корхонен секретов. Вот уже месяца как три ей больше нечего скрывать от неё. Ильзе усмехнулась, вспоминая подробности той ночи, и Генрика, словно уловив её мысли, слегка покраснела.
Заметив это, леди Штакельберг рассмеялась, а герцогиня в ответ только нервно, смущённо улыбнулась. Казалось, ей хотелось скорее убежать, вылететь за дверь и больше не думать об этом, но что-то ведь мешало? Ильзе порывисто встала, подошла к вассалке и принялась целовать её, зарываясь пальцами в спутанные чёрные волосы. Генрика неуверенно обняла её в ответ, а затем — слегка несмело коснулась завязок на её платье, и леди Штакельберг про себя улыбнулась. Как же она всё-таки в глубине души любила эту глупую, неуверенную в себе девчонку…
— Запри дверь, — тихо сказала Ильзе чуть хриплым голосом. — Нас здесь никто не услышит.
Комментарий к Глава 7
Ой содом, ой разврат, если честно, думала, что не успею написать эту главу.
Тут ещё не пиздец - весь пиздец впереди
Если заметили опечатку или ошибку - ткните носом, это действительно важно
P.S. - японское оружие как смысл моей жизни
========== Глава 8 ==========
Они ехали уже второй день, когда вдалеке наконец показались высокие башни Бхаттара-Мёллендорфа, нынешнего лагеря пыток. Вацлава видела дым, клубящийся среди них — это сжигали пленников, предварительно запытанных до полусмерти. Они всегда так громко кричали от боли, задыхаясь от пламени и едкого дыма. Иной раз даже выкрикивали проклятия, не понимая, что этим уже ничего не изменят. Их убивали на глазах у своих же — запугивали, наглядно показывали, что ждёт их просто за то, что они ветианцы.
Ветианцев с каждым днём становилось всё меньше. Большинство умирало от пыток или на кострах, но были и самоубийцы. Самые сообразительные из всех — они понимали, что их ждёт конец. Они сдавались, сами бросались в ноги палачу с мольбами убить их. И палачи убивали. Мучительно, долго, больно. Кто-то додумывался сам лишить себя жизни при помощи доступных им средств.
Эрхонцы были близки к уничтожению нации. Опьяняюще близки.
Мысли об этом заставили Вацлаву сдержанно улыбнуться. Страсть к пыткам была у неё с детства. Ещё ребёнком она часто наблюдала за тем, как отец допрашивал провинившихся. Его жертвами становились изменники, слуги и служанки, грешники и, как ни странно, ветианцы. Кифер Склодовский, как и Ильзе, ненавидел их всей душой и сердцем. Возможно, из-за того, что несколько представителей этой национальности убили его жену, Брунхильд, которую он так любил. И эта ненависть, это желание отомстить передалось Вацлаве. Она плохо помнила мать, но считала месть за неё своим долгом. Кроме того, пытая, Вацлава как бы мстила за всё то, что сама перенесла в этой жизни: брак по расчёту в восемнадцать лет, смерть старшего брата в войне, и многое другое. Почему-то смотреть на пытки ветианцев Вацлаве было интереснее всего.
Отец допрашивал и пытал их самыми разными способами, один изощрённые другого. Больше всего он любил пытку водой, когда изменника привязывали колючей проволокой к столу с сильно приподнятой серединой, набивали рот соломой и через специальную трубку вливали в рот неимоверное количество воды. И если жертва не сознавалась в преступлении, её снимали со стола, укладывали на землю, и палач прыгал на её живот.
Вацлаве нравилось смотреть, как умирают изменники. Нравилось видеть страх и боль в их глазах. Нравилось смотреть, как с них заживо сдирают кожу, или как их тела разрываются под большим давлением. Поначалу эти мысли пугали её, но отец уверил её в том, что это пройдёт. Пытки — это совершенно обыденный ритуал, такой же обряд, как свадьба или похороны, наказание для грешников и изменников. Это такое же искусство, как игра на музыкальном инструменте.
Иной раз пленники раздражали Вацлаву. Они кричали, плакали, молили о пощаде, и всё это только разжигало азарт в сердце юной баронессы. А с четырнадцати лет она стала помогать отцу, принимала активное участие в пытках, пытала сама.
Многие методы Склодовского были вне закона, из-за чего отец часто конфликтовал с Корхоненами и Штакельбергами — своими вассалами, которые давно могли обезглавить его за незаконную деятельность. Но барон Склодовский был и хоть и низкого чина, но достаточно богат. По слухам, он просто приплачивал своим сюзеренам и в последние годы старался вести пытки тайно. Но когда Кифер умер, Вацлаве всё равно пришлось выплачивать огромный штраф за его преступления. Несмотря на всё это, отца она недолюбливала. Именно с его подачи баронесса вышла замуж по расчёту за человека, который был ей крайне неприятен.