Наконец графиня вернулась в свои покои, переоделась в ночную сорочку, завернулась в одеяло и забылась долгим, тяжёлым сном. Ей ничего не снилось. Проснулась она только под вечер, по-прежнему ощущая себя уставшей. Эльжбета бы с радостью проспала ещё дольше, хоть это наверняка не дало бы никаких результатов. Да и спать дальше в холодной и жёсткой постели не представлялось возможным — Эльжбета должна была снова выйти к реке и помолиться.
Графиня прислонила руку к царапине на щеке. Ей так не хотелось идти туда опять.
Следующая ночь и следующий день прошли едва ли лучше. Лишь военный совет помог привести в порядок мысли и заставил Эльжбету немного развеяться, хотя и прошёл отчасти как в тумане. Со взятием Сингха решили особенно не тянуть, но и не торопиться. Ульрика Рихтер предложила брать его в конце июля-начале августа. Примерно в то же время Эльжбета должна была отправиться в Ямакава. Подчинить его — задача не из лёгких, местная графиня и её люди отличались воинственностью и упрямством. Хотя в Ауксинисе и не с такими приходилось иметь дело.
Весь военный совет Ильзе, сидевшая во главе стола, то и дело подбрасывала перед собой Воронёный клинок. Она чувствовала себя с ним всесильной и стремилась показывать эту силу всем присутствующим. Кинжал и вправду был красив. По сравнению с ним тот самый клинок Эльжбеты, привезённый отцом из Варноса, выглядел довольно бедно и просто, хотя и был сделан талантливым и известным оружейником. Графиня никогда не видела подобных Воронёному клинку с роду. Только слышала, и не особо много, так как магией не интересовалась.
Было видно, что саму Ильзе слегка раздражали её вассалы, хотя она старалась улыбаться. А ей всё время улыбалась герцогиня Генрика. Эльжбета очень близко дружила с её матерью, Магдаленой. С ней они рука об руку прошли войну с Ауксинисом, часто встречались и общались и после неё. Старшая герцогиня Корхонен была доброй, отзывчивой и почти до безрассудства смелой и самоотверженной. Будь Магдалена рядом с Эльжбетой и сейчас, она бы поняла её, поддержала, они бы справились вместе. Но её не было. И не будет уже никогда.
Военный совет завершился спустя два часа и оказался на удивление выматывающим. Как только Ильзе объявила, что все свободны, зал опустел очень быстро. Буквально через пять минут присутствующие покинули его. Казалось, все торопились на какое-то мероприятие, которое проводилось раз в столетие и которое не желательно было пропускать. На самом деле все просто рвались в свои шатры или предоставленные покои, подальше от суеты, холода и своей леди.
В зале остались только Ульрика и Эльжбета, с каким-то странным смятением смотревшие друг на друга минуты две.
— Вы выглядите бледной, ваше сиятельство. — Герцогиня Рихтер явно скучала и просто искала возможности поговорить с кем-то. Она снова была одета в жёлтое, её волосы были заплетены в длинную косу и подвязаны пурпурной траурной лентой. Ульрика была выше Эльжбеты примерно на на две головы, сильнее и на пять лет моложе. На момент войны с Ауксинисом герцогине Рихтер, как и Ежи, было двадцать лет, но участвовать в боевых действиях она отказалась. Эльжбета не винила, не ненавидела её за это — у неё был выбор, и война всё равно давно прошла, к тому же, была выиграна.
— Ничего, это пройдёт. Просто усталость, — с усмешкой отозвалась графиня и почувствовала, что ей неожиданно захотелось выпить. Эльжбета не слишком любила вино и, тем более, что-то крепче, но острое и внезапно возникшее желание было настолько сильным, что она буквально ощущала терпкий, чуть горьковатый вкус на языке.
— Вам бы отдохнуть день-два, да с нынешними событиями это почти невозможно. Вот война закончится… — Ульрика не договорила и просто покачала головой. Сердце пропустило удар. Думать о том, что будет после окончания войны, Эльжбете было страшно. Ей вообще не хотелось думать о том, что будет. Завтра ли, послезавтра, тем более, о том, что будет через пару лет. По идее, ей должны достаться выгодные земли, богатство, и, если Эрхон обретёт в итоге независимость, высокая должность при королевском дворе.
Эльжбета почувствовала тепло. Герцогиня обняла её за плечи.
— Это больно — терять любимых. Мы вот с сестрой почти не общались, жили довольно далеко, у нас большая разница в возрасте — десять лет… — Герцогиня вздохнула. — И вроде бы чувства, что из моей жизни исчезло что-то важное, нет. Но… мы ведь росли вместе. После того, как мать умерла, рожая её, роднее Кирстен для меня не было никого. И я очень жалею о том, что мы так мало общались во взрослой жизни.
— Я свою младшую сестру уже двадцать три года не видела. — Эльжбета покачала головой. Ульрика провела рукой по её спине, заставив вздрогнуть. У герцогини были очень холодные, но мягкие и нежные руки. Это слегка удивило Эльжбету: Ульрика была склонна к тяжёлой и изнуряющей работе, была прекрасной воительницей и не производила впечатление нежной и осторожной женщины. Но её прикосновения были до мурашек приятными. Эльжбета замерла, боясь двигаться и говорить. — И почти тринадцать лет мы не переписываемся. Они с матерью бежали от войны в Варнос… Она даже на мою свадьбу не приезжала. Это был такой чудный день, что я как-то не придала этому значение. Может быть, Ева возненавидела меня за что-то, но меня радует, что она хотя бы жива. — Графиня закрыла глаза и прижала руку ко лбу. О Элис, мать всего живого, как же она всё-таки жалела о том, что связь с сестрой оборвалась. Ей было даже слегка стыдно и совестно за то, что она почти не вспоминала о ней долгое время. Но писать Еве всё равно было как-то… страшно спустя столько лет. Наверное, сестра действительно обижена на что-то…
— Может, уже поздно для этого, но вы простите меня за то, что тогда пропустила мимо ушей вашу просьбу участвовать в войне с Ауксинисом, — начала немного неуверенно Ульрика. С чего бы ей сейчас вспоминать об этом? Неужели её, Ульрику Рихтер, заботит такая мелочь? Эльжбета помнила, как герцогиня в своё время отказывалась участвовать, отнесшись с невероятным пренебрежением ко всем предложенным условиям. Может, она просто боялась умереть, а может ей не обещали достаточно хорошего вознаграждения?
— Забыли. Та война и так была выиграна. Нам бы с этой разобраться. — Эльжбета горько усмехнулась и подошла к окну. Ей уже было всё равно, что там было. Времена войны в Ауксинисе стали чуть ли не лучшими в её жизни, а теперь это всё больше не имело значения.
Рука Ульрики соскользнула с её спины, заставив графиню вздрогнуть снова. Она почувствовала, как сердце бешено забилось в груди. Все эти прикосновения дарили ей какие-то странные, но приятные ощущения, отчего становилось немного неудобно — она ж ведь почти не знает Ульрику. Эльжбета высунула голову в окно. На улице стояла июльская жара, и в замке было очень душно. Графиня ненавидела жару. В пекло обычно ничего не хотелось делать.
— Меня леди Штакельберг, наверное, скоро опять в Мёллендорф со Склодовской на пару дней отправит. — Ульрика принялась мерить комнату шагами. Её голос звучал всё более неуверенно и бесцветно. Волнуется.
— Неужели пытки приносят вам удовольствие? — спросила графиня дрогнувшим голосом. Вся эта идея с массовым истреблением ветианцев казалась ей глупой и бессмысленной, что бы там ни происходило у Ильзе в голове и в личной жизни. Эльжбета не знала причин, потому не могла делать однозначных выводов, но эта ненависть казалась ей пустой. Очень жаль, что она достигла таких размеров. Вот только идти против миледи было бесполезно. А не подчиниться Эльжбета не могла. Долг, уважение к матери Ильзе, Гертруде, которая до последнего не верила в необходимость войны. Раз уж Эльжбета защищала интересы Ильзе, она должна была приложить все усилия, чтобы выиграть ей эту войну.
— Нет, ваше сиятельство. Мне приносят удовольствие деньги, — с улыбкой ответила Ульрика. — А за пытки платят прилично.
Графиня промолчала. Герцогиня Рихтер показалась ей умной женщиной, но в отношении пыток понять её Эльжбета не могла. И, пожалуй, всё же не стоит изливать ей душу, рассказывать о том, как ей больно и как страшно. Доверять Ульрике казалось сомнительным удовольствием, хотя у неё тоже умер близкий человек. Она казалась Эльжбете совершенно бесчувственной, и это пугало.