— Начнётся, ещё как начнётся! — постоянно повторяла Джулия — низкая темноволосая служанка-оруженосец со вздёрнутым носом и веснушками по всему лицу. — Не к добру это.
Эльжбета в ответ только кивала и поднимала покрасневшие от усталости и бесконечных бессоннных ночей глаза на тяжёлое небо. Хотелось верить во что-то хорошее, но пока несчастья ложились на её плечи одно за другим. Вернее, несчастье было одно, а вот тревожных мыслей было много, всё больше и больше с каждым днём. Когда всё только начиналось, Эльжбета даже не представляла себе, что будет так страшно. Ранее ей доводилось видеть все ужасы войны как бы со стороны, даже в годы вторжения ауксинисцев в Ойгварц. Потери товарищей, вассалов переносились легко, наверное, потому что Эльжбету с ними ничего не связывало, кроме общего дела и службы. Ей приходилось спасать, помогать, утешать, быть точкой опоры, но никак не испытывать всю эту горечь и боль на себе. Ей не было больно, когда она видела смерть, когда убивала врагов. Было лишь до ужаса страшно иной раз: за себя, за друзей, за подруг. Теперь же… видимо, это расплата за долгие годы покоя и счастья. Страхи отчасти сбылись, и вот теперь это всё предстояло расхлёбывать.
Когда высокие башни Кюгеля наконец показались на горизонте, графиня искренне обрадовалась. Она осознала, что стала ближе к своей цели — это значило, что у неё всё ещё есть смысл жить дальше. Они снимут осаду, Эльжбета наконец увидится с сестрой и поговорит с ней по душам обо всём, что произошло, сможет излить ей все свои переживания и сомнения, окажется окружена поддержкой и пониманием. Графине это было невероятно важно, она очень этого ждала.
Через пару километров пути разбили лагерь. Нужно было думать о том, как действовать дальше. Первым делом Эльжбета собрала своих вассалов в одном шатре и обсудила с ними свои планы, выслушала их предложения и точки зрения. Для начала решили отправить нескольких разведчиков, чтобы те выяснили точное число вражеских солдат, кто командует армией и кому подчиняется. Писать Войцехе о том, что армия уже прибыла, было опасно, Эльжбета пока не стала делать этого. Войцеха сама увидит, как владения будут спасены от вражеских захватчиков, как победное знамя с рыжей лисой на красном поле будет реять в закатном розоватом небе, как враг удалится восвояси, чтобы больше никогда не вернуться на их земли с войной.
Эльжбету эти мысли заставляли сдержанно улыбаться — хоть кто-то всё ещё нуждается в ней, хоть что-то хорошее было впереди.
Результат не заставил себя долго ждать. Данные от разведки стали поступать уже через три дня после приказа. Это произошло вечером, почти ночью, когда графиня уже собиралась ложиться спать, к ней в шатёр буквально влетела Джулия и сказала, что её ждут.
— Сколько их? — Барон Нойманн, высокорослый темноволосый мужчина с сильно выпирающими передними зубами, обратился к разведчице, светловолосой зеленоглазой девушке. Он, она и двое слуг сейчас находились в одном шатре — в нём собирались для решения военных вопросов, принимали разведчиков, обсуждали дальнейшие действия.
Эльжбета считала Нойманна хорошим стратегом и умелым тактиком, потому советоваться предпочитала с ним. Рихард был хорошим другом Ежи, и это тоже многое для неё значило.
— Пять тысяч, — ответила разведчица, пытаясь отдышаться — видимо, до лагеря ей пришлось бежать.
— Пять тысяч?! — Эльжбета вздрогнула. Все присутствовавшие, не заметившие, как она пришла, обернулись.
— Добрый вечер, ваше сиятельство, — сказал Нойманн и поклонился. Графиня в ответ просто кивнула.
— У нас всего-то три…— Это известие не столько поразило её, сколько ввело в растерянность и заставило задуматься. Эльжбета покачала головой. С другой стороны, может, гарнизона Кюгеля будет достаточно, чтобы более-менее уравнять две армии между собой. — Ладно, разберёмся. — Добавила графиня, заметив, что девушка больше ничего не говорила, а только озадаченно смотрела перед собой.
— Замок пока справляется с осадой, — добавила разведчица, барабаня пальцами по рукояти своего кинжала. Она была одета в тёмно-зелёную мужскую тунику, расшитую чёрными нитками, и коричневые брюки, изрядно испачканные грязью. Девушка была дочерью какого-то бедного рыцаря из вассалов Нойманна.
— Ты лучше скажи, кто руководит осадой и по чьему приказу? — ответил Рихард низким голосом и громко откашлялся. У него уже который день был сильный жар и простуда, но лечиться он не собирался, хотя, казалось, ещё немного, и ноги перестанут носить его. Барон Нойманн иной раз казался Эльжбете безрассудным, он был готов умереть за родину и свою сюзеренку в любой момент — вассалов вернее у графини Кюгель за всё время правления не бывало. Рихард напоминал ей Генрику, та тоже отличалась какой-то особенной страстью к служению.
— Осадой руководит Юргис Балтрушайтис, — проговорила девушка. Услышав знакомое имя и фамилию, Эльжбета вздрогнула и прижала руку ко рту. — По приказу Микалины Розенберг. Она присутствует в лагере, но только указания раздаёт. Других баронов, ей подчиняющихся, я не знаю. Они атакуют замок, никого не выпускают из города, морят голодом. О том, что творится в самом Кюгеле, ничего неизвестно. Это всё, что мне удалось выяснить, ваше сиятельство.
— Хорошо, иди, — быстро проговорила внезапно помрачневшая Эльжбета. Разведчица стрелой вылетела из шатра, оставив Рихарда, графиню Кюгель и слуг наедине. Эльжбета всё ещё стояла, не двигаясь и едва дыша. Барон Рихард подошёл к ней, чтобы спросить всё ли в порядке, и что именно так сильно поразило её, но Эльжбета снова вздрогнула и устало выдохнула. — Балтрушайтис, значит. Тот, с которым мы осаду Балодиса снимали в годы войны с Ауксинисом. — Она печально усмехнулась и покачала головой. Рихард сочувствующе опустил взгляд. Эльжбета нервно прикусила губу. Двадцать три года назад Юргису было лет девятнадцать — не больше. Он только успел жениться на баронессе Маркус, как началась война, в ходе которой его жена и погибла от руки какого-то ауксинисца. С тех пор Балтрушайтис, кажется, не женился, в отличие от старшего брата Паулюса.
— Воевала с ним и его братом бок о бок, спасала их людей от смерти, помогала им освободить их собственные замки от захватчиков. — Графиня не заметила, как сказала это вслух. — И теперь тот же самый Юргис с теми же самыми людьми идёт на мой феод. И брат наверняка с ним же… — Эльжбета вздохнула и сдавила виски пальцами, словно у неё болела голова. Хотелось вылить на себя ведро ледяной воды или выйти в одном платье босяком на лютый мороз.
— Мне очень жаль, ваше сиятельство, — тихо сказал Рихард, коснувшись указательным пальцем какого-то листа пергамента, лежавшего на столе.
— Наверняка их даже совесть не терзала, когда они шли на Кюгель — им же заплатили, неплохо заплатили. — Не слыша его, процедила Эльжбета. Она не заметила, как к её глазам подступили горячие слёзы. В этот момент ей вспомнилось всё самое страшное, злое, угнетающее, что происходило с ней недавно. Ежи больше никогда не будет рядом, замок в осаде, вчерашние друзья стали врагами, вот так бесстыдно подставив её под удар. Эльжбета отвернулась, смахнула слезинку и выдохнула. Ей было горько, больно, страшно, досадно, но, немного придя в себя, она понимала, что в этом предательстве нет ничего удивительного. Балтрушайтис был падок на деньги, не имел никаких принципов, всегда был ветреным и хитрым, словно ветианец, хотя вряд ли в его роду были представители этого народа. Да и кому в этих бесконечных играх феодалов можно было доверять? Пусть неприятно, пусть больно, но совершенно ведь неудивительно.
— Я не хочу сражений. Не хочу лишней крови. Не хочу опять потерять кого-нибудь просто так. Нам ещё с этой армией возвращаться воевать в Ламахон, — Эльжбета говорила тихо, но в каждом слове чувствовался шквал переполнявших её эмоций. — Нужно попробовать договориться с Микалиной. Хотя бы попытаться. И только тогда… — Графиня развела руками. Рихард, внимательно слушавший её, кивнул в знак согласия. Он снова закашлялся, с хрипом втягивая в себя воздух. Джулия, до этого скучающим взглядом смотревшая перед собой, тут же вскочила и подлетела к нему с какой-то флягой — в ней был целебный настой. Откашлявшись, Нойманн принял её и поблагодарил девушку.