— Ради чего теперь жить? Ради замка… — усмехнулась Эльжбета, смахнув слезинку. — Сначала Ежи, теперь Вибек. — Графиня чувствовала, как слёзы сами текли по её щекам и сильнее закрыла лицо рукой, прислонив её ко лбу. Подумать только, надо же, смешно. Два самых дорогих и близких ей человека ушли из жизни один за другим, оставив её одну. И, может быть, всё и кончится благополучно, но жизнь без них уже не будет такой, как прежде.
Сейчас не было времени думать об этом. Ещё не поздно сохранить то, что осталось.
— Ева не приедет в ближайшее время. Нам надо торопиться. — Эльжбета, кое-как вытерев слёзы, посмотрела на баронессу.
— Вы предлагаете идти против армии численностью в семь тысяч при том, что у нас всего две? — Хан скрестила руки на груди и усмехнулась. Эльжбета в ответ только покачала головой.
— Надо провести сейчас военный совет, — сказала она тихим, но твёрдым голосом. — Сражения не миновать, если мы хотим вернуть замок. Когда нам это удастся, я останусь здесь до прибытия Евы, а затем отправлюсь в Ламахон. — Графиня закрыла лицо обеими руками. Мозг всё ещё отказывался соображать, Эльжбете не хотелось думать больше ни о чём. Странное, тревожное чувство заставляло её сердце болеть. Когда слёзы вновь полились сами собой, Эльжбета уже не скрывала их.
Гретель застыла в ступоре и, в конце концов, не найдя, что сказать, просто покинула шатёр. Графиня ощущала себя беспомощной, бессильной, потерянной.
В таком состоянии она пребывала до вечера, пока, наконец, не взяла себя в руки. Эльжбета позвала к себе баронессу снова и попросила её созвать всех баронов и баронесс на военный совет.
Явились туда всё те же лица: барон Бирдорф, отчего-то без своей доброй улыбки на лице, барон Нойманн, еле стоявший на ногах из-за запущенной болезни, горстка других вассалаов, смотревших на Эльжбету то ли с сочувствием, то ли с презрением.
— Мы должны дать сражение. Решающее, генеральное, — сказала она неожиданно твёрдым голосом. В этот момент барон Нойманн громко раскашлялся, прикрыв рот рукой. Этот кашель был настолько сильным и неожиданным, что Эльжбета вздрогнула, хотела подбежать и спросить, всё ли в порядке, но, случайно увидев на ладони барона кровь и, похоже, гной, просто застыла на месте. Барон Нойманн снова кроваво откашлялся, извинился и покинул шатёр. Бирдорф, стоявший рядом с ним, покачал головой.
— Он ведь до конца недели не доживёт, — пробасил он с сожалением. Эльжбета болезненно скривилась. Ей было неприятно и тяжело это сознавать, но, похоже, барон был прав. Рихард так тщательно скрывал от всех своё состояние, почти не лечился, запустил свою болезнь. Что ж, теперь ничего не исправишь.
— Мы всё равно проведём генеральное сражение. Как можно скорее, — ответила графиня уверенно. — Что-то известно о том, что сейчас происходит у Розенбергов?
— Разведка доложила, что их семь тысяч, — подала голод низкая баронесса Вильддорф. — Причём подкрепление пришло лишь день назад. Они, вероятно, готовят штурм. Теперь всеми боевыми действиями командует не Юргис Балтрушайтис, а Агнешка Сарм.
— Вассалы Ружинских. — Эльжбета покачала головой. — Вы хотите сказать, что Аниела тоже участвует в этой войне?
— Насчёт этого данных нет. Но Сармы здесь. Серж и Агнешка, — ответила баронесса. Впрочем, Эльжбете это не показалось чем-то удивительным. Сармы никогда не отличались особой верностью, хотя покойный Эляш, отец Агнешки и Сержа, был очень близок к Ежи. Сейчас их вассалкой была графиня Аниела Ружинская — сестра Ежи, которая начала править замком, когда вернулась со службу в Сиверии. Эльжбета знала, что у них не лучшие отношения с братом, он почти не говорил о ней, и если она теперь тоже за одно с Розенбергами — неудивительно.
— Поговаривают, что если они возьмут Кюгель, Микалина женит свою дочь на Серже, — подала голос баронесса Хан.
— Не возьмут… — проговорила графиня тихо. — Никогда не возьмут. Пусть только попробуют… Наше преимущество не в количестве, а в том, что они, к примеру, не знают, что мы не ушли. Неожиданность — наше главное оружие.
— Может, тогда напасть на их лагерь ночью? — выдвинула идею Гретель.
— И сделать так, чтобы часть воинов находилась в засаде в лесу, постепенно подступая к эпицентру. Как во время битвы при Мин, — сказал Дидерик Бирдорф с прежней добродушной улыбкой. При упоминании Мин Эльжбета вздрогнула. Именно в этом сражении она потеряла Ежи и, даже несмотря на то, что оно было удачным, вспоминать о нём было больно. Перед глазами снова встало бледное лицо мужа, обрамлённое грязной травой, последний, полный сожаления взгляд, и слёзы чуть было не подступили к глазам снова.
— Да, хороший вариант, — ответила графиня с улыбкой. — Но сражаться в полной темноте может быть опасно, очень много людей может погибнуть. Я думаю, нужно напасть ближе к рассвету, часа в четыре утра.
— Осталось решить, во сколько и как выдвигаемся, — подала голос баронесса Хан. — За ночь и вечер мы ведь успеем?
— Если они готовят штурм, надо торопиться. — Покачала головой Эльжбета. — Если мы выдвинемся завтра утром, к вечеру окажемся в Звенящем лесу. Ночью армия уже должна разделиться на авангард и засадный полк, и к четырём часам утра напасть. Будем надеяться, что эта битва будет такой же удачной, как и сражение при Мин.
— А кто будет командовать? — спросила с какой-то надеждой баронесса Вайльддорф.
— Авангардом — баронесса Хан. — Эльжбета указала рукой на Гретель. — А засадным… я бы поставила Рихарда, но его еле ноги носят.
— Позвольте выдвинуть свою кандидатуру на командование засадным полком, — проговорил Бирдорф уверенно. Графиню это даже удивило. Обычно барон Дидерик старался взять на себя как можно меньше, с неохотой брался за оружие, а тем более за командование. Война явно была не его любимым занятием, а замком всегда управляла его покойная жена, а после её смерти — младший брат.
— Вы можете командовать авангардом, а баронесса Гретель — засадным полком, тогда уж, — ответила Эльжбета устало. — Сами на поле битвы выйдете только в случае крайней необходимости. — Бирдорф, кажется, усмехнулся.
— Нет, ваше сиятельство, я буду сражаться, — проговорила баронесса Хан. — Мы должны отвоевать замок, ставший для многих из нас родным! Мы будем стоять до конца, стоять, пока не перебьём их всех, пока не умрёт последний воин! — Эльжбета с долей гордости улыбнулась. Благодаря таким людям, как Гретель, и решаются исходы важнейших сражений. Её речи, её решительность всегда заряжали графиню какой-то уверенностью и успокаивали даже в самые трудные и безысходные моменты.
— Я буду сражаться с вами, — сказала Эльжбета уверенно. Она знала, как нужна поддержка её солдатам, и если сама графиня выйдет на поле битвы — это будет значить многое.
— Поберегите себя. Если что-то случится с вами, мы уже ничего не сможем отвоевать, — затараторил Бирдорф.
— Сможете. Вы сражаетесь не за меня, а за будущее нашей земли. Вы в любом случае должны стоять до конца. Но если я прикажу отступить — отступите, — ответила графиня. — Я буду с вами, потому что вы — мой народ, и речь идёт о моём замке.
Никто ничего не ответил. Все, даже баронесса Хан, явно чем-то смущённая, поклонились. Эльжбета закрыла глаза и опустила голову. Она всё ещё чувствовала себя бессильной. Но теперь у неё появилась хоть какая-то надежда на то, что всё ещё будет хорошо. Или не надежда, а всего лишь отчаянная попытка убедить себя? Эльжбета на днях потеряла дочь, месяцем ранее — потеряла мужа. Она не может позволить себе потерять замок. Вот только зачем? Ради чего?
— Я думаю, на этом пора закончить, — сказала графиня тихо. — Всем спасибо. — Она старалась выглядеть увереннее при своих вассалах. Если они увидят, что их сюзеренка сомневается в них или себя, почувствуют в ней хоть малейшую слабость — имеют полное право бросить её, отречься, оставить, наплевав на то, что их предки служили дому Кюгель верой и правдой. И Эльжбета не будет иметь права обвинить их — сама виновата, что не смогла справиться с властью.