— Вы в своём уме? — прошипела Вацлава. — Мне потом отчитываться. Нам пытать её ещё. — Ульрика молча убрала нож от глотки Валентины, бросив её на пол. Вацлава снова подошла к пленнице, схватила её за жидкие светлые волосы и вздёрнула её голову кверху, чтобы взглянуть ей в глаза. Валентина уже не кричала и не ругалась. По её щекам текли слёзы, по губам — кровь, но она смотрела с неприкрытой ненавистью, обнажив порозовевшие зубы.
— Говори, — начала Вацлава. — Говори, зачем ты, сука, устроила всё это? Ты, может, что-то знаешь? — Грозно прорычала она, и Валентина громко всхлипнула. — Неужели Пак молчит? Неужели их недоносок-лорд сидит сложа руки? Говори всё, что знаешь по-хорошему, иначе я тебе вот этим, — баронесса приподняла железный коготь, — все рёбра вырву.
В ответ на это Валентина сначала промолчала, а затем плюнула Вацлаве в лицо. От такого действия даже Ульрика было опешила, не говоря уже о баронессе, которая резко разжала руку, заставив Валентину упасть на спину и вскрикнуть от боли. В душе Вацлавы не пылала ненависть, она не чувствовала себя униженной, её скорее позабавило это действие. Ульрика смотрела на неё с прежним равнодушием, но в её взгляде читался испуг. Вацлава усмехнулась, а затем, взяв поудобнее своё орудие пыток, разорвала им робу пленницы в области груди. Валентина громко, протяжно вскрикнула. Похоже, Вацлава задела кожу или даже то, что под ней. Пленница кричала и плакала, словно не понимала от безумия, что происходит. Вацлава просто улыбнулась ей. Пусть бесится.
Ульрика подошла и окончательно сорвала одежду с Валентины. На животе и груди у пленницы была кровь, а правый сосок был разодран почти до мяса.
Увидев эту картину, Вацлава самодовольно усмехнулась. Валентина лежала перед ней полностью голая, униженная, оскорблённая, побеждённая и раздавленная, не имеющая больше никакой силы и власти. Вацлава придирчиво рассматривала её тело, скорее по привычке, оставшейся со времён сутенёрства. На удивление, формы Валентины были не такими уж и плохими, несмотря на возраст и неприглядное лицо. У неё была довольно светлая кожа, упругая грудь, длинная шея и округлые бёдра, покрытые многочисленными синяками и царапинами. Она могла бы быть не самой дешёвой проституткой, будь у Вацлавы бордель и не распорядись Ильзе, что Валентину надо прикончить или пытать. Пытки испортят её великолепное тело, она не будет годна уже ни на что. Точнее сказать, они уже его испортили. Повреждённый сосок продолжал кровоточить, а Валентина просто тихо плакала, ожидая дальнейших надругательств.
— Её бы к столу привязать, так удобнее будет, — сказала Вацлава и почесала в затылке.
— Вы где-то видите стол? — угрюмо отозвалась Ульрика.
— И это крупнейший лагерь пыток… — вздохнула баронесса. — Ладно, будем так. — С этими словами она снова зацепилась крюком за кожу пленницы и прочертила к низу живота неровную линию. Валентина всё это время громко, до хрипоты кричала и плакала. Алая кровь неровно растекалась в разные стороны по её животу, Вацлава оставляла новые и новые царапины разной глубины. Валентина принялась кашлять, задыхаться, но всё ещё кричала и плакала.
Ульрика дала знак рукой Вацлаве, чтобы та остановилась. Они рискуют потерять пленницу, так и не узнав главного.
— Говори, — пробасила Ульрика, наклонившись к её лицу.
— Нет! — бешеным голосом вскрикнула Валентина. — Я ничего не знаю! Я просто хотела свободы!
— А вот это попробовать ты не хотела?! — с этими словами Вацлава снова царапнула Валентину когтем и, не удовлетворившись результатом, царапнула получше, зацепившись за ребро и дернув его со всей силы.
— Я ничего не знаю! Нашим милордам всё равно на нас, мы — бедный простой народ, они пытаются извлечь выгоду из всего… — Валентина вздрогнула и снова зарыдала. Вацлава продолжала резать, Ульрика молча стояла рядом, но пленница не говорила больше ничего. У неё уже было выдернуто два ребра, но она продолжала кричать и плакать, задыхаясь собственной кровью и рвотой. Вацлава продолжала резать её, стараясь вырвать ещё одно ребро, но никак не получалось. Хотелось уже скорее убить, просто заткнуть Валентину, чтобы больше не слышать её воплей, забыть навсегда её глупые неуместные речи, отвратительный голос, раздражающий акцент. Вацлаве хотелось уже просто придушить её, но она отчего-то не останавливалась, пока её жертва наконец не упала без сил, выпустила последний воздух и умерла.
Вацлава пнула её ногой и увидела под Валентиной небольшую лужу.
— От боли обоссалась, — усмехнулась она устало. Вацлава обошла тело и ещё раз придирчиво осмотрела его. Грудная клетка была почти полностью вскрыта, обломки рёбер, обтянутые чем-то полупрозрачным, торчали над кровавой пустотой, на полу лежали обломки костей. Ульрика шутки не оценила и просто с укором посмотрела на баронессу. Как обычно она всем недовольна, потому что Штакельберг будет недовольна. Вацлаву немного раздражало это желание во всём угодить леди Ильзе, сделать всё, как она хочет, исключая вероятность того, что пленница просто сдохнет от пыток. Баронесса привыкла получать от этого лишь удовольствие и иной раз забывала об истинном предназначении этого занятия.
— Да вряд ли она что-то знала, в самом деле. Крестьянка ведь обычная, — отмахнулась Вацлава. — Посудите сами. — В ответ на это Ульрика устало покачала головой.
— А это случайно не сестра барона Джоши? — задумчиво сказала герцогиня. Баронесса посмотрела на неё немного озадаченно, словно никогда и не слышала такого имени. — Ну помните, во время осады Мурасаки два ветианских феода стараниями наших устроили междоусобицу, а потом их взял Мёллендорф. Я просто приезжала туда и видела в рядах пленников очень похожую на неё женщину.
— Джоши были очень воинственными. Но она ж сиверийка явно, — усмехнулась Вацлава сдержанно.
— Джоши — сивериец. Александр — не слишком-то привычное для ветианцев имя, — отозвалась Ульрика, покачав головой. — Они происходили из княжества Большовского. Кажется, так они его называют.
— Ох уж эти сиверийские названия земель… — Вацлава выдохнула и принялась мерить шагами комнату.
— Сейчас остальных пытать… — с некоторой досадой ответила Ульрика, словно ей это было в тягость. — Как-то мне всё это уже не нравится, если честно.
— Ильзе назначила вас командующей, а вам ещё что-то не нравится? — усмехнулась баронесса. Она хотела в шутку добавить, что в таком случае Ульрика может передать обязанности ей, но вовремя осеклась. Нельзя было показывать ей свои слабости, к тому же, это было бы просто неуместно и глупо.
— Нет, меня всё устраивает, — устало ответила герцогиня, словно её нисколько не смутил вопрос. — Что же сейчас творится в Мин? Мы ведь уехали, когда был самый разгар сражения. Корхонен без вести пропала, говорят. Может, объявится ещё — она как командующая и как воительница ценная, у неё много людей.
— А что у нас с Кюгель, она когда в Ламахон возвращаться собирается? — проговорила Вацлава задумчиво. Её действительно волновал вопрос отсутствия Эльжбеты, ведь с ней была часть людей Вацлавы. Хотя графиню Кюгель баронесса любила не слишком и помогала ей только по приказам Ильзе или Генрики, в этот раз она неожиданно для самой себя расщедрилась. — У неё часть моих людей, небольшая, но воины там ценные. Не все передохли там, надеюсь. Они мне бы ещё очень пригодились.
При упоминании графини Ульрика как будто ещё больше помрачнела, скривилась, поникла. Баронессе даже показалось, что в её глазах блеснули слёзы, и герцогиня старалась запрокинуть голову кверху.
— Надеюсь, жива хоть, — усмехнулась Вацлава с пренебрежением.
— Я-то как надеюсь… — проговорила Ульрика в порыве эмоций, но потом запнулась. Она приняла прежний серьёзный вид. К ней моментально вернулась прежняя суровость, которая всё же меркла в сравнении с теми чувствами, какие захлестнули герцогиню секунды назад. Словно это не она вообще была, или что-то, прятавшееся в глубине её души всё это время, неожиданно для всех прорвалось наружу. Баронесса только покачала головой. Вацлава понятия не имела, чем могло быть вызвано такое странное поведение Ульрики, и это поначалу смутило её.
— Вы не переживайте. Чего вы так переживаете? — усмехнулась баронесса. — Вам не убудет, в любом случае. И мне не убудет, если большинство моих выжило.