— Добрый день… — графиня запнулась, не зная, как к ней обратиться. Вишневецкие всегда были баронами, вассалами Ружинских, но теперь, когда Аниела стала княгиней, наверняка ведь всё поменялось.
— Ваше сиятельство, — подсказала Марианна с улыбкой. — После того, как Терновские разрушили мой родовой замок, Аниела подарила мне замок на границе с Вайсландом и сделала меня герцогиней. — В её речи отчётливо слышался западный говор: Марианна сильно выделяла шипящие звуки, а букву «л» произносила нечётко, как бы «проглатывала» её.
— У вас очень красивое платье. — Микалина оглядела собеседницу оценивающим взглядом. Платье на ней было действительно потрясающим: золотистого цвета, украшенное многочисленными драгоценными камнями и металлическим поясом. За спиной у герцогини был длинный алый плащ, на застёжках которого поблёскивали несколько сапфиров. Платье подчёркивало все достоинства её фигуры, достаточно изящной даже несмотря на то, что Марианна, как и многие женщины Эллибии, владела мечом.
— Такого в Эллибиии не достанешь. Дядя Миколай привёз его из Варноса, это было платье моей матери. — Марианна рассмеялась и провела рукой по оборкам на юбке. — Настоящий варносский шёлк.
Вдруг из толпы, с трудом протолкнувшись между рядами молящихся, к Марианне вышла низкая черноволосая девушка с косичками, одетая в какие-то запачканные золой и кровью обноски. Она бросила на Микалину взгляд быстрых серых глаз и вздрогнула. На левой щеке у девушки красовалась царапина, а под глазом — уже заживавший, потемневший синяк. Микалина сразу узнала Гретель Хан, пленную вассалку Эльжбеты, ставшую служанкой Агнешки. Графиня было хотела напомнить девушке, что челяди вход в этот храм запрещён, но потом вспомнила, что в честь праздника сегодня храм был открыт для всех.
— О, Гретель, наконец-то! — Марианна улыбнулась служанке, и та, поздоровавшись с Микалиной, присела в реверансе.
— Ты ведь служишь Агнешке, что ты здесь делаешь без неё? Неужели у тебя нет никаких обязанностей в такой день? — строго проговорила графиня Розенберг. Гретель бросила на неё затравленный взгляд и снова вздрогнула, но уже явнее, будто бы нарочно. Говорят, на полях сражений она была просто волчицей, но сейчас Микалине просто не верилось в это. Гретель дрожала перед ней, как осиновый листочек, будто графиня держала в руках нож и угрожала ей жестокой расправой. Руки служанки, покрытые мозолями, царапинами, какими-то волдырями и мелкими язвами, нервно теребили край бесцветного грязного платья. Не знай Микалина, кем была эта девушка, она бы пожалела её и дала бы медяк, но понимание того, что перед ней бывшая вассалка Эльжбеты, вызывало у Микалины даже не отвращение, а просто искреннее равнодушие к её беде.
Марианна ободряюще улыбнулась Гретель и осторожно коснулась плеча.
— Графиня Агнешка предоставила мне её в качестве служанки на время. Когда я уеду, Гретель снова вернётся к ней, — сказала Вишневецкая и с какой-то заботой посмотрела на служанку. Та, услышав, что скоро вернётся к Агнешке, вздрогнула и чуть не заплакала. Микалина слышала о тех ужасах, которые творила графиня Сарм почему-то именно с Гретель, но вмешиваться не стремилась. Это было не её дело. Микалина никак не могла бы защитить служанку, да и ей просто не хотелось лишний раз пачкать руки. Она — врагиня, пусть пленённая, запуганная и полностью подчиняющаяся приказам Агнешки. Микалина относилась к ней с большим недоверием. Наверняка Гретель мысленно уже похоронила всех своих мучителей и мучительниц, и кто знает, во что её скрытая ненависть может перерасти в будущем. Без страха и смятения служанка смотрела лишь на Марианну, видела в ней спасительницу от жестокости и грубости Агнешки. На Микалину же она поглядывала со священным ужасом, но графиня Розенберг не верила в это. Гретель не могла не ненавидеть её. Не могла.
Когда молитва была наконец окончена, народ разделился на две части, столпившиеся кто по правую, кто по левую сторону от входа. Их разделяло довольно широкое пространство от дверей до помоста, на котором стояла огромная статуя богини Елены. Богиня была одета в длинную белую робу, её руки были согнуты в локтях и подняты к небу, лицо же было опущено вниз, и на нём красовалась слегка лукавая улыбка. Скоро сюда, под эту статую, выйдут молодожёны.
По традиции жениха до помоста провожала его мать, но так как Вера Сарм умерла аж в годы ауксинисской войны, Сержа провожала Агнешка. Держа брата под руку, она вошла с главного входа, прошла мимо аплодирующей и радостно свистящей толпы, довела брата до назначенного места и встала в первый ряд рядом с Микалиной, поближе к помосту. Графиня Розенберг впервые видела Агнешку в платье. Оно было белым, длинным, воздушным, отнюдь не подходящим ей по характеру. Несмотря на это платье очень шло ей и подчёркивало все достоинства её довольно коренастой фигуры. Микалина впервые видела, чтобы Агнешка улыбалась так счастливо. При всей своей жестокости, вспыльчивости и упрямстве она искренне любила брата, радовалась за все его успехи, всегда стояла за него горой. Будучи сиротами, Серж и Агнешка воспитывались Аниелой и, идя на войну, давали клятву отстоять честь своих родителей, павших в войне с Ауксинисом. Они оба гордились ими, хотя вряд ли помнили — в те годы им было слишком мало лет.
Дверь в храм снова отворилась, и Микалина почувствовала, как от волнения часто забилось сердце и задрожали, занемели пальцы. Она вспоминала свою собственную свадьбу, которая отнюдь не была счастливой: в храме было душно, большинство родных уехало очень рано и даже не стремилось поддержать графиню, еда на пиру была холодной и невкусной. Под конец же Збигнев, муж Микалины, напился до беспамятства и избил жену. С тех пор она ненавидела его всей душой и, чтобы больше не терпеть унижений, заперла в темнице, в которой Збигнев и скончался довольно быстро от голода и простуды.
Графине хотелось искренне верить, что Серж не будет груб и жесток с Малгожатой. Впрочем, как говорил Тадеуш, скорее она сама его однажды зарежет.
Наконец Малгожата в сопровождении брата вошла в храм. Микалина почувствовала, как слёзы волнения и счастья подступают к глазам. Малгожата выглядела просто прекрасно в новом платье, сшитом за кратчайшие сроки прямо к свадьбе. По традиции светло-голубое, украшенное серебристым поясом и расшитое спереди золотыми нитками, оно выглядело просто прекрасно и отлично сочеталось с огненно-рыжими волосами Малгожаты и её голубыми, ясными как небо глазами. Тадеуш, державший сестру под руку, улыбнулся матери, и Микалина в ответ сдержанно усмехнулась. Оставив Малгожату рядом с женихом, Тадеуш отошёл в первый ряд противоположной к Микалине, левой стороны.
Жрица Елены, певшая у идола сегодня утром, поднялась на помост и встала между молодожёнами. Она произнесла слова своей клятвы, после чего свои слова должны были произнести жених и невеста. Микалина, кажется, волновалась даже больше Малгожаты, которая говорила так уверено, словно то была не клятва, а обычная сводка новостей о вражеском лагере или какой-то монолог на историческую тематику. Графиня знала, что дочь считала свадьбу не более чем выгодным вложением, и никакого трепета это событие у неё не вызывало. Микалина была согласна с ней, но, как и всякая мать, искренне переживала и радовалась за дочь.
Жених и невеста поцеловались, после чего толпа залилась бурными аплодисментами. Микалина аплодировала вместе со всеми и, сама того не замечая, буквально заливалась счастливыми слезами. Стоявшая рядом Агнешка что-то радостно крикнула своему брату, и Серж, найдя её в толпе взглядом, улыбнулся и помахал ей рукой. Он был очень похож на сестру внешне: кудрявые чёрные волосы, карие глаза, бледная и тонкая кожа. Можно было подумать, что они близнецы, но Агнешка была на два года младше своего брата. Микалина хоть и не знала Сержа как человека, но ей часто говорили, что на сестру характером он совсем не похож. Серж был молчаливым, спокойным, любил бывать один, даже говорил тихо. По слухам он даже мечом не владел, при себе у него обычно был кинжал, нужный скорее для красоты и демонстрации богатства.