Ильзе сжала руки в кулаки и, казалось, чуть не проткнула ногтями кожу. От злости она слабо скрежетнула зубами и задрожала.
— Миледи, что с вами? — Генрика взволнованно подскочила с места и повернулась в сторону Штакельберг.
— Всё в порядке, д-дорогая. — Ильзе не заметила, как это у неё вырвалось. Она устало вздохнула, разжала руки и облокотилась спиной на спинку кресла. Приступы ярости иной раз выжимали из неё все соки, иной раз бывало больно от того, что от её гнева могут пострадать дорогие ей люди. Но с годами Ильзе научилась держать себя в руках, и ссор с близкими по её вине стало значительно меньше.
К слову, стоило бы уже написать брату, узнать, помнит ли он её вообще?
— Вы как будто злились на кого-то… — Корхонен теребила в пальцах какую-то безделушку, похожую на браслет. — Кто-то причиняет вам боль?
— Да, — тихим голосом ответила Ильзе. Что уж скрывать, если герцогиня и так всё видит. Она не собиралась рассказывать ей эту историю полностью, так как не доверяла, но поделиться своей болью хоть с кем-то впервые за долгое время было заманчиво. — Поначалу я не могла смириться с этой болью, я много страдала, сокрушалась, винила себя… Это было в детстве, сейчас от вины и следа не осталось. Я просто злюсь. Очень сильно злюсь. — Ильзе вцепилась пальцами в подлокотники. Генрике, казалось, было больно смотреть на это. Она чувствовала, что Ильзе не слишком рада ей, а посему боялась предпринимать какие-то действия и утешать. По её взволнованному выражению лица это было видно. Генрика было дёрнула руку в сторону сюзеренки, видимо, желая дотронуться до её ладони, но как только Штакельберг опустила голову, резко положила ладонь на свою коленку и виновато улыбнулась. Ильзе сделала вид, что не заметила этого и про себя усмехнулась.
— Надеюсь, они уже мертвы. — Корхонен, боясь смотреть в глаза сюзеренке, уставилась в стену справа от них. Ильзе усмехнулась: Генрика всё-таки была способна на дельные мысли. Леди Штакельберг не скрывала улыбки и даже принялась барабанить пальцами по подлокотнику.
— Иди лучше подумай о том, что завтра тебе придётся убивать людей. Отдавать приказы об убийстве, лично перерезать им глотки. Сможешь? — Ильзе усмехнулась и с иронией взглянула на вассалку. Она-то наверняка не испытывает такой ненависти к ветианцам, если не любит их, равно как и свой народ. — Тех, кто откажется принимать наши условия, мы будем вешать. Не всех, может быть. К наиболее ценным будем искать подход. — Она не стала говорить ей о своих планах касаемо ветианского народа. Ильзе боялась предательств, доверять здесь ей было некому. И все свои планы пока лучше не выбалтывать — это наверняка понравится не всем. Но почувствовать вкус власти, ощутить её в полной мере — этого хотелось больше всего.
— Ради вас, миледи… — спустя несколько секунд неловкого молчания начала Генрика. Ильзе довольно усмехнулась и отвела взгляд. — Я готова делать всё, что вы прикажете.
— Завтра мы это и проверим… — сказала Ильзе с улыбкой. — А если не ради меня? Если я умру, и войной придётся заниматься моему брату? Или кому-то ещё? Ты же ведь понимаешь, что все эти убийства, пытки и казни — это всё не ради меня, а ради нашей земли? У нас будет больше территории, больше денег и мощи. В стране наконец прекратится голод и нищета. Здесь найден рай… — Последние слова Ильзе выделила как-то особенно чётко и застыла, уставившись в окна. Там было темно, но тьму разрушали огоньки в других домах, находившихся близко к замку. Там чей-то семейный мир, уют и тепло… Этим домам повезло — они не будут разрушены, их хозяева не будут убиты воинами или вздёрнуты на виселицах перед родными. Только если ламахонцы… да что ламахонцы! Они не посмеют вернуть эти земли себе. Они как-то особенно трепетно относились к своим, и убийство представителя своего народа у них считалось чуть ли не высшей мерой подлости и неуважения. Или всё это было лишь на словах?
— Да, миледи, я прекрасно понимаю. — Генрика смотрела в пол.
Ильзе вздрогнула, почувствовав прохладу. Ламахонские ночи были на удивление холодными, но в замке горел камин, а потому холодно не должно было быть. Но Генрика как-то странно дрожала, сжимая бледными пальцами синюю ткань платья. Похоже, она замёрзла.
В разговоре наступила пауза, и леди Штакельберг позволила себе поближе рассмотреть Генрику. Она казалась Ильзе довольно хрупкой, будто бы и не владела мечом. Особенно в этом платье. Синее, длинное, расшитое серебряными нитками — оно, кажется, досталось ей от матери, точно такое же леди Штакельберг видела у Магдалены. Генрика редко носила платья, предпочитая им брюки и тунику, потому видеть её в таком прикиде было немного неожиданно.
— Тебе холодно? — спросила Ильзе с улыбкой. — Накинь что-нибудь тёплое или иди в свои покои — поздно уже, а мы рано выдвигаемся. Я не хочу, чтобы ты спала на ходу. Мне нужно, чтобы ты сражалась. — Ильзе про себя усмехнулась: отделаться малой кровью точно не получится. Но для начала следует завоевать хотя бы четверть всех феодов, а уж затем отдавать приказы о розыске и расправе над ветианцами.
— Хорошо, миледи, я пойду. — Генрика резко встала с дивана. — Спасибо за приятный и тихий вечер. — Ильзе кивнула герцогине, и та удалилась.
Теперь она осталась одна. Стоило наконец написать брату. Девушка приказала слуге, стоявшему всё это время у двери, принести ей перо, чернила, пергамент и печать. И, как только всё необходимое оказалось у неё в руках, принялась писать. Хотя писать было особо не о чём. Они ничего не захватили, никого не убили, ничего особенного и страшного не произошло. Да и у него за это время вряд ли случилось что-то особенное, если только он, конечно, не успел на это время окончательно забросить правление. Аццо никогда никому ничего не обещал, так как на удивление здраво оценивал свою способность бросать всё и всех на полпути. Но ведь в этот раз он пообещал… А это было для него действительно необычно. Ильзе не могла сказать, что он поддерживал её в этом. Брат не хотел войны, для него это было не так важно. Но, может быть, он впервые в жизни подумал не только о себе?
Ильзе писала обо всём, что могла вспомнить. О дороге, о ламахонцах, о своих вассалах. Она исписала почти весь лист пергамента и в самом конце не забыла поинтересоваться, как, собственно, у него идут дела с правлением. Ильзе поставила в нижнем правом углу дату и подпись, свернула пергамент, запечатала и отдала слуге с приказанием отправить. Оставалось лишь надеяться, что письмо не перехватят. Но кому оно надо, если границы защищены…
Ильзе хотела помолиться богине Криггеррии, как и вчера, но что-то её остановило. Молитвы её всё равно вряд ли будут услышаны, а если богиня милостива к ней, она поможет ей и без просьб. Ильзе сама прекрасно справится с задачей, а богиню ещё отблагодарит по-своему.
Леди Штакельберг ухмыльнулась. Завтра начнутся настоящие боевые действия. Они ближе, чем кажутся. Завтра их ждёт захват довольно плохо защищённого замка, а значит у них есть все шансы на победу. А дальше… богиня с тем, что будет дальше! Ясно только то, что будет много жертв, будет сложно, но победа всё равно будет с ними.
Покинув гостиную, Ильзе отправилась в свои покои. Завтра её ожидает тяжёлый день.
Комментарий к Глава 2
Собсна вторая глава
Надеюсь, тут всё не так плохо, и если гг кому-то начинает казаться слегка мудакессой - это нормально.
Надеюсь, проду не задержу хд
========== Глава 3 ==========
Она снова просыпалась от кошмаров.
Неясные, невнятные образы, заполнившие собою всё пространство, они повторялись вот уже которую ночь. У этих снов не было сюжета — они состояли из силуэтов, теней, криков, скрипов, стонов и шумов. И во всех, в каждом присутствовала кровь… Алая, яркая, пульсирующая. И почему-то едкая, словно сок борщевика.
Генрика просыпалась и долго не могла заснуть оттого, что сердце билось как-то неестественно сильно, будто вот-вот выпрыгнет из груди или остановится. Она не могла понять, отчего это. Каждый раз, когда Генрика просыпалась, в комнате царила тишина. Ни криков, ни стонов, ни даже шума дождя за окном. В комнате был только холод. Она одна наедине с ним и темнотой.