Он уронил пакет с кукурузой на колени, и Пилар услышала слабый звук, который заставил её посмотреть вниз. Он сжимал пакет так сильно, что она подумала, что тот скоро лопнет.
— Я просто был так чертовски зол. Увидев моих отца и маму, которые оба пострадали из-за этого. Детка, мой отец, скорей всего, умирает. Он точно уже не будет таким, как прежде. И я ничего не могу поделать, чтобы всё исправить. — В этот момент пакет всё же лопнул, и маленькие желтые ядра полузамерзшей кукурузы высыпались и рассыпались на диван и ковёр. Они оба просто сидели и смотрели, как это происходит.
Пилар вспоминала, как его пальцы так же поступили с её горлом, и её собственные пальцы поднялись вверх, чтобы погладить заживающие синяки, которые он оставил после себя.
Его внимание сосредоточилось на этом, и она снова увидела раскаяние в его серых глазах.
— Прости за то, что причинил тебе боль. И не только это — за всё. За то, что вёл себя как мудак. Не был тем, кто тебе нужен. За всё. Мне нет оправдания. Но я прошу прощения.
— Ты бросил меня лежать там. Ты просто ушёл.
Его глаза поползли на лоб.
— Что? Ты же сказала, что мне лучше уйти. Почему ты хотела, чтобы я остался?
— Коннор… — Пилар замолчала, не зная, как объяснить, что она чувствовала, как нуждалась в нём, в его объятьях, утешении, помощи, заботе, и как, в то же время, нуждалась, чтобы он ушёл как можно дальше.
Это больше не имело значения.
Она поверила ему и простила. Всё, чего она прямо сейчас хотела больше всего на свете, — залезть к нему на колени и утешить его, обретя утешения сама. Стереть напрочь предыдущие несколько недель. Но ей нужно кое-что ещё уточнить, прежде чем она сможет двинуться дальше и довериться ему… или себе.
— Коннор, чего ты хочешь?
Он поднял на неё глаза.
— Тебя. Рядом. В моей жизни.
— Но какой ты видишь эту жизнь? Или нашу? Какая она будет?
— Я хочу того же, что у моих родителей. Партнёра, дом, детей. — Выражение его лица стало настороженным. — Я хочу детей от тебя. Это вообще возможно?
Несмотря на головокружительное сочетание ощущаемых эмоций, его последние слова вызвали вздорные мысли, и она забурлила, усмехнувшись Пилар ответила.
— Да, насколько мне известно, я способна рожать детей.
— Ты понимаешь, о чём я прошу?
— Да. Мне кажется, странно заводить разговор о том, заведём ли мы с тобой детей, когда суть этого разговора состоит с том, что я задаюсь вопросом, буду ли когда-нибудь разговаривать с тобой снова.
— Это не так. Я был честен, когда сказал тебе, что считаю тебя своей половинкой. Вот что я чувствую к тебе… настолько глубоко. Так что если я ещё не всё просрал, если мы по-прежнему вместе, то я хочу, чтобы всё стало более серьёзным. Я хочу отсюда… — он вздохнул. — … начать всю мою оставшуюся жизнь.
— Это слишком быстро, Коннор. Этот месяц был херовым во многих отношениях. Мы так облажались. Я не могу перейти от того, что произошло четыре дня назад к планированию нашей семейной жизни вот так. — Она щёлкнула пальцами. — Слишком быстро.
— Окей. Это справедливо. Ответь мне. Ты хочешь будущего? Ты вообще хочешь детей? С твоей работой сможешь? — он посмотрел вниз на колени. Он по-прежнему сжимал теперь уже сдувшийся пакет с кукурузой. — Ты любишь меня?
На каждый из этих вопросов можно было ответить одним словом, и Пилар практически произнесла в ответ этот слог. Она устала… от грусти, одиночества, от неуверенности в себе, от чувства опустошенности. От одиночества. Отложив в сторону аптечку, а затем, наклонившись вперёд и забрав у него пакет с остатками кукурузы, она смахнула зернышки с его коленей и забралась на них, оседлав его.
Чем шокировала его. С вытянутыми вверх руками в жесте, похожем на капитуляцию, он произнёс:
— Пилар, что...
— Конечно, я люблю тебя. Ты мой герой, идиот. Ты помог мне, когда я попросила. Ты сказал, что сделаешь это, даже зная, чем это может обернуться. Неважно, на какой стороне закона ты находишься. Ты помогаешь. Ты стараешься делать больше хорошего, чем плохого. Именно поэтому ты лучше, чем девяносто пять процентов остальных в мире. Да, я хочу, будущего для нас. Хочу детей. Да, я смогу быть пожарным и мамой. Я бы перешла на административное или тренировочное дежурство, пока была бы беременна. Но я ещё не готова к этому. Через пару лет, но не сейчас. Так что давай двигаться медленно. Но да. Это то, чего я хочу.
Он усмехнулся, а затем моргнул, когда его порванная губа растянулась и снова начала кровоточить. Пилар обхватила руками его лицо, наклонилась, чтобы поцеловать его, слизывая кровь с его губы.
— Трахни меня медленно. Прямо здесь, — прошептала она.
Он снова усмехнулся, аккуратнее в этот раз, и его руки обхватили её голову, зеркально отражая её прикосновение.
— Мы здесь, чтобы только поговорить помнишь? По взаимному согласию.
— Так давай будем, основываясь на взаимном согласии, менять соглашение. Я хочу почувствовать, что ты любишь меня. Независимо... от того, что произошло на днях.
Выражение его лица стало хмурым.
— Я такой грёб…
Она переместила руку так, чтобы накрыть его рот.
— Остановись. Знаю. Так что давай всё исправим. Ты мой герой, а я буду твоим. — Она погладила пальцами его избитое лицо. — Если, конечно, ты считаешь, что справишься.
— О, я смогу. Твой приятель не такой уж крутой. Ничего не сломал. — Как бы доказывая свою точку зрения, он поцеловал её, и первое лёгкое прикосновение его губ к её быстро переросло в яростно страстное. Пилар даже не знала, кто из них добавил огня.
Через мгновение он оторвался от неё. Они оба тяжело дышали. Он провёл по её волосам, и она закрыла глаза от удовольствия из-за этого нежного прикосновения. Затем он наклонился и поцеловал её в шею.
— Я не хочу заниматься этим жёстко, — пророкотал он.
— Я тоже не хочу. Просто люби меня. Я просто хочу быть рядом.
— Тогда пойдем в кровать. Я хочу любить тебя всю.
Улыбаясь, она встала с его коленей.
~oOo~
Они разделись, а затем просто стояли — обнажённые и неловкие, как будто забыли, что должны делать дальше. Наконец, смущаясь и глупо стесняясь, Пилар тихо рассмеялась и повернулась к кровати.
И тогда Коннор дотронулся до неё. Он шагнул, оказываясь позади неё, и она почувствовала грубую текстуру его ладони, когда та прошлась по её бедру. Прижимая её спину к своей груди, он собрал пряди её волос и перебросил через плечо. А затем голова опустилась, и она ощутила, как его борода потирается по обнаженному плечу. Она ожидала его поцелуя, но он лишь водил головой из стороны в сторону, позволяя легкому как перышко прикосновению бороды приласкать её.
Она застонала и обхватила своей рукой его голову. Ладонью он провёл по её животу, и развернул лицом к себе. Она посмотрела на него, и даже под распухшим лицом она могла рассмотреть всё, что ей было нужно.
Его пальцы провели линию от подбородка до её груди, по всё ещё очень чувствительному горлу. В ответ она подняла руку и обвела пальцем его порванную губу.
— Я больше никогда не причиню тебе боли. Ни телу, ни душе. — Его голос был настолько тихим, что, если бы она не находилась в паре сантиметров от него, она бы не расслышала.
— Кроме того, как мне нравится. — Улыбнулась она и положила руки ему на плечи, прижимаясь к нему телом.
Он немного наклонил голову набок.
— Кроме этого.
— Не причиняй мне сейчас боли.
— Не буду. Я лишь собираюсь любить тебя. — Он шагнул вперёд и опустил её на кровать, перемещая в центр матраса и накрывая своим телом.
Они практически никогда не действовали так медленно. При обычных обстоятельствах она бы рассмеялась … вообще-то рассмеялась бы она над Коннором… и стала бы говорить, что не занимается сексом как в телефильмах. Когда он хотел действовать медленно, ему приходилось удерживать её. Или связывать.