Зачерпнув в мельничном желобе холодной воды, он смочил пылавшее ухо, сразу стало легче.
А куда делись мальчишки? Вон они свистят на том берегу. Им что, бессовестным! Удрали, а теперь орут, свистят, смеются над ним. А ему, как всегда, досталось за всех!
Вот их уже и не слышно, удрали куда-то. Разлетелись, как испуганные воробьи. Небось снова где-то озоруют.
Было тихо, по синему небу тянулись белые облачка, блестя в лучах солнца.
«Жанетта, Жанетта», — твердил про себя Альма. — Жанетта! — повторил он вслух.
За его спиной, в кустарнике у мельничной ограды, раздался шорох и треск ветвей, послышались торопливые шаги, и стайка оборванных мальчишек выскочила через дыру в ветхой ограде. Пригибаясь, они пустились наутек. Последний из них, Еждичек, налетел на Альму, охнул, на мгновение остановившись, и закричал, обернувшись к саду:
— Альма ворует у вас крыжовник! Альма Вальти!.. Крыжовник ворует!
И, придерживая набитые карманы, кинулся прочь и скрылся за ивняком, куда поспешил спрятаться и Альа, прежде чем из сада выскочил работник.
Не увидев никого, он остановился, погрозил кулаком и закричал:
— Я тебе дам воровать, Альма! Дурак чертов! Ну погоди, попадешься ты мне!
Альма во весь опор бежал вдоль ручья, обратно к общинному выгону. Когда стало ясно, что его никто не преследует, он присел на берегу, еле переводя дыхание. Потом посмотрел на свое отражение в воде. Ну и вид! Волосы всклокочены, лицо измазано.
Альма вытер руки травой, умылся и расчесал волосы обломком гребня. Серую шляпу, которую стражник изрядно помял, Альма сбрызнул водой, разгладил ладонью и положил сохнуть. Шляпа ему очень нравилась, она была почти новая. На солнце она скоро обсохла, и Альма снова надел ее, этак лихо, набекрень, как носит Фассати-младший. Потом, прячась в тени прибрежных кустов и деревьев, Альма подкрался к фургонам комедиантов.
Увидеть бы Жанетту, полюбоваться бы на нее! Ах, что за красавица! Альма сроду не встречал девушки красивее! Просто ангел! Такой же, как тот, что в костеле держит веночек над головой богородицы. Может быть, Жанетта и вправду переодетый ангел? Кто знает это, кроме господа бога!
Ах, любоваться бы на нее хоть издали, любоваться без конца!
Кони были привязаны у верб, Альма притаился поблизости, за кустом.
Коням докучали мухи. Животные взмахивали завитыми хвостами, мотали головами и били ногами, стараясь согнать присосавшихся к брюху больших слепней. Альме стало жаль лошадей, он сорвал длинную ветку, подошел и стал отгонять насекомых. Потом набил трубку и стал обкуривать их дымом.
Альму заметила собака, залаяла и яростно кинулась на чужака.
За ней легким шагом подошла Жанетта.
«Эта глупая собака искусает меня, если барышня ее не удержит», — подумал Альма.
— Чего ты лаешь, Амина! Видишь ведь, что этот господин не обижает наших лошадок. Замолчи!
Альма покраснел как рак, сердце у него колотилось. «Этот господин, — повторил он про себя. — Этот господин».
Он снял шляпу и низко поклонился Жанетте. Она смерила его взглядом с головы до ног, и на губах ее мелькнула лукавая усмешка. Ну и вид у этого парня! От штанов остались одни лохмотья, куртка — сплошные дыры, а на нестриженой голове шляпа, настоящая серая шляпа, да еще почти новая.
Жанетта что-то говорила Альме, но он не слушал, до него не доходили ее слова. Ему чудился сладкоголосый птичий щебет, он не понял вопроса, и Жанетте пришлось повторить.
— Как тебя зовут?
— Альм-ма В-валь-ти.
— Это что за имя?
Он пожал плечами.
— А чем ты занимаешься?
Он не знал, что ответить, и снова пожал плечами.
— Ничем, что ли?
— Ну да, ничем.
— А на что же ты живешь?
— Ч-чищу хлевы. За это меня к-кормят.
— Ты за-заика? — хихикнула она.
— Н-нет... Этт-то только... с-сейчас, — с трудом произнес Альма. Лоб его покрылся каплями пота.
— А почему ты на меня так смотришь?
— Как смотрю? П-потому что т-ты оч-чень красивая. Такая к-красивая, что с-сердце замирает.
— Сердце замирает? — переспросила Жанетта и громко засмеялась. Вдоволь насмеявшись, она сказала: — А ну-ка, повтори еще раз.
Альма молчал. Он вздрагивал от волнения, приветливо улыбался, но лицо его от этого стало еще старее и некрасивее.
— Что ж ты молчишь? — Пальчики Жанетты перебирали золотые пуговки на голубой блузке, под которой уже намечались груди. — Что ж ты молчишь? Фу, ты похож на старую обезьяну! Уходи, не пяль на меня глаза.