Выбрать главу

Солнышко палило, святой Флориан по-прежнему стоял в садике у пиаристского костела, устремив безнадежный взгляд поверх кустов сирени. За поташным заводом бежал черный ручеек — клоака города, в полнолуние собаки на живодерне истошно выли, — как говаривали старухи, — не к добру.

Жизнь городка, расположившегося вокруг руин средневекового монастыря, из года в год текла привычным руслом. И если многих вы бы уже недосчитались в Ранькове, то взамен появились другие, и сегодняшний день как две капли был похож на вчерашний. Время не двигалось, словно корабль на приколе, команда которого вымерла.

Орличкова со своей кадушкой тащилась через площадь по горбатой мостовой. На углу, близ ратуши, сдвинув шапку набекрень, стоял Сватомир Чешпиво, курил сигарету и думал о спрятанных деньгах.

Нет, он уже не в силах дальше терпеть, эти тяжко добытые деньги должны наконец переместиться в его карман!

И вот, с бутылкой рома в кармане, Сватомир ночью вышел в поле за кладбищем; там он выждет, пока город уснет. Впрочем, что ему до города, пусть раньковчане сидят в трактирах, сколько им вздумается! Главное, чтобы крепко спал могильщик!

Едва Чешпиво-младший вышел на дорогу, он услышал за собой быстрые шаги. Сватомир остановился, хотя ему хотелось мчаться со всех ног.

— Кто там? — испуганно крикнул он.

— Эт-то я, Альма. Ты ищешь братьев Рейголовых, Сватя? Они с девчонкой т-т-там ок-коло к-кирпичного. В-возьми м-меня туда, Сватя, — заикаясь, упрашивал Альма.

— Вот тоже придумал! Тебе давно пора спать. Заворачивай оглобли и катись, урод, не то я за себя не ручаюсь.

Ошеломленный Альма засопел, повернулся и по скверной, разъезженной дороге устремился обратно в город, словно за ним гнались черти.

Сватомир прислушался к удаляющимся шагам городского дурачка и, когда они затихли, двинулся дальше. Через несколько минут он вскарабкался по крутому косогору на приходское поле и лег там в траве, подложив шапку под голову.

Он слегка дремал, временами садился, чтобы не уснуть совсем, и прикладывался к бутылке с ромом.

Люцерна издавала горьковатый запах, было тихо, только снизу, с лугов, доносился крик коростеля да на живодерне выли собаки.

Сияли звезды. Сватомир только сейчас заметил их. «Подожду, пока могильщик Лебеда крепко уснет, — решил он, — и у меня будет настроение получше от рома».

Наконец он допил бутылку, ноги у него отяжелели, он не без труда доплелся до кладбищенской ограды, перелез через нее — волосы у него от страха стали дыбом — и, как ему казалось, осторожно пробрался к склепу Ларина, немного поплутав между могил, хотя хорошо знал, где находится этот склеп.

С трудом сдвинув слабо укрепленную гранитную плиту, Сватомир втиснулся в склеп. Сырая тьма и гнилостный запах охватили его, он оцепенел от страха и отвращения и невольно зажмурился.

— Десять тысяч! — прошептал он, стуча зубами. — Сейчас или никогда!

Превозмогая страх, Сватомир складным ножом, тем самым, которым он перерезал роковую веревку отца, сильно ударил в то место кирпичной кладки, которое мысленно так ярко представлял себе уже много раз. Кладка не подалась, и Сватя со слепой яростью стал бить по ней ножом. Толстая крышка гроба, на которой он стоял, вздрагивала и скрипела. Сватомир пыхтел, пот лил с него градом. Ему удалось сбить штукатурку, но вынуть кирпич он никак не мог.

— Это не здесь, видать, я ошибся. Наверное, вот тут.

Дрожащими, окровавленными пальцами он шарил в другом месте. «Десять тысяч, — твердил он себе, — десять тысяч! Черт побери, надо было захватить молоток!»

Он опять взялся за прежний кирпич. Кирпич зашатался, Сватомир вынул его, денег там не было. Сватя вынул еще один, — ничего! Наконец, за третьим, он нащупал свой клад. Не заботясь о том, чтобы уничтожить следы вторжения в склеп, он сунул кредитки за пазуху и вылез наружу.

Близился рассвет, большая кровавая луна не то умирала, не то еще только поднималась над Позовскими лесами. Сватомир из последних сил задвинул на место могильную плиту, перелез ограду и полем направился к кирпичному заводу. Он устал, измучился от страха, но у него еще не прошел хмель, и он, глуповато ухмыляясь, думал: то-то удивится весь город, когда он, Сватомир Чешпиво, откроет собственную лавку и будет выезжать в новехонькой бричке, а рядом с ним на козлах — Кристинка.

— Не-ет, — говорил он себе, — не такой я дурак, как вы думаете! Однажды я уже перехитрил вас всех, перехитрю и еще раз. И Кристину тоже!