— Не бойтесь, ей-богу, я честный человек.
Ему понравилась сердитая девушка. Как она сверкнула глазами!
Втянув голову в плечи, предусмотрительный Хлум кружным путем через Мустек и Провазницкую улицу зашагал на Староместскую площадь. Но никто не следил за ним, не обращал на него внимания.
Уже совсем рассвело.
В еврейском квартале в толпе сновали полицейские, собирая листовки.
Хлопот у них было достаточно, но им так и не удалось поймать злоумышленников, которые напечатали и разнесли эти листки.
Больше всего полицию разозлили листовки на статуе св. Яна Непомуцкого на Каменном мосту. Теперь по ночам сюда стали посылать постового.
Иозеф Хлум, который прежде заботился о своей внешности не больше, чем о прошлогоднем снеге, вдруг стал регулярно бриться и купил себе у старьевщика вполне приличный, почти новый костюм. Старьевщик уверял, что прежний владелец, важный чиновник с Малой Страны, надевал его раза два, не больше. Когда в воскресенье Хлум нарядился и взял в руки тросточку, Янатка покачал головой.
— Да что это с тобой, Иозеф? Хлыщ с Пршикопов, да и только. Уж не сватаешься ли ты к барышне из благородного семейства? Может, метишь на крупное приданое, хочешь зажить в свое удовольствие?
Иозеф зарделся и пробормотал, что ему надоело ходить неряхой, и уж, во всяком случае, хотя бы по воскресеньям, в праздник, хочется быть похожим на человека.
— Пожалуй, стоит и мне об этом подумать. — Вацлав вскинул голову. — Живу как монах, разве, что иной раз подцеплю какую-нибудь гулящую. — Он поглядел на свои кривые ноги, помолчал и вздохнул. — У тебя-то, Пепик, хоть ноги в порядке, на тебе не оставило следов наше проклятое ремесло. — Он взял с окна трубку и, набивая ее, продолжал: — А на меня девушки заглядываются, только пока я сижу за столом. А как встану, и они увидят меня во всей красе, так сразу прыскают в платочек. Разве найдется охотница выйти за меня замуж? Со мной и не потанцуешь!
Каждое воскресенье в течение нескольких недель Хлум тщетно подстерегал на Широкой улице, перед Туновским дворцом, черноволосую служанку. Что с ней, не выгнали ее? А что сталось с его листками? Терзаясь этими мыслями, он топтался у подъезда.
Что, если хозяева нашли у нее проклятый сверток и вызвали полицию? И ее арестовали, не поверив, что она не при чем, что эту крамолу ей подсунул человек, которого она и знать не знает.
Однажды, когда Иозеф уже отчаялся увидеть девушку и повернулся, чтобы идти в трактир, где его дожидался Янатка, черноглазая служанка вдруг вышла из дома вместе с какой-то пожилой женщиной. Та осталась у ворот, а девушка пересекла улицу и направилась прямо к Хлуму.
— Если вы ждете меня, то зря, — сказала она невольным и высокомерным тоном, но тотчас смягчилась. — Я вас часто видела из окна, вы тут вдоволь настоялись. Но я нарочно не выходила, так и знайте. Не приходите больше, все равно меня не дождетесь. Я ни с кем не хочу встречаться. Меня ведь не отпускают по воскресеньям.
— Стало быть, хозяева держат вас как на цепи? — отозвался Хлум, и спросил, что она сделала с его листками.
— Хороши листки! Я сожгла их.
— И не прочитали прежде?
— Прочитала и отдала нашему привратнику.
— А он что сделал?
— Не знаю. Не бойтесь, наш привратник не такой человек, чтобы доносить. Ну, прощайте.
— У вас уже есть кавалер?! — выпалил Хлум.
Девушка остановилась и отрицательно покачала головой.
— Тогда я буду приходить! Буду тут стоять, пока не дождусь вас! — И он стукнул тростью по тротуару.
— Воля ваша, — молвила она, отвернувшись. — Я же сказала, что меня не пускают гулять. Я только по утрам в седьмом часу хожу в лавку.
— Ну так я буду ждать вас здесь каждый день в это время, — упрямо повторил Иозеф.
Девушка оглянулась, пожала плечами, и Иозефу показалось, что она горестно вздохнула. Не поднимая головы, она пошла прочь и вместе с пожилой женщиной исчезла в подъезде.
Наутро Хлум снова ждал перед дворцом и, когда служанка вышла из ворот, последовал за ней.
Она хоть и ожидала этого, сделала удивленное лицо, но не прогнала юношу. Иозеф улыбнулся ей, она, немного смутившись, ответила улыбкой.
«Какой чудесный день!» — думал каждый, хотя было пасмурно и моросило.
— А как вас зовут и чем вы занимаетесь? — спросила она после нескольких незначительных фраз.
Молодые люди рассказали друг другу о себе и очень обрадовались, узнав, что они земляки. Какая счастливая случайность — найти земляка среди сотен и тысяч людей в Праге!
Так началось их знакомство.
Мария Ездецкая двенадцати лет, едва кончив начальную школу, поступила в услужение к богатому крестьянину, но сбежала от него, потому что ее били. В маленьком городке ей удалось найти место в семье адвоката. Несколько лет она служила там верой и правдой, а потом, когда добрая хозяйка умерла, адвокат устроил ее служанкой сюда, в дом банковского директора фон Эстергази. Господа — немцы. Только дочки их сиятельства — их пятеро — кое-как умеют объясняться по-чешски с прислугой. Привратница тоже убирает в комнатах. Бонна — не то немка, не то француженка, камеристка — не то немка, не то чешка, не разберешь. Мария уже немного говорит по-немецки, она служит седьмой год: поступила в 1873 году, в тот год, когда перед костелом девы Марии Снежной чехи открыли памятник Иозефу Юнгману[15] . Мария смотрела из окна, Ну и славное же празднество было! А флагов-то, флагов-то понавешали! И людей — тьма-тьмущая, отродясь она столько не видывала!