Мальчики наконец выдавили из себя, что она лежит в стогу и не шевелится.
— Не шевелится? Умерла?
Близнецы кивнули и разревелись.
Мать они уже никогда не увидели. Полуслепая старуха Доличкова в городском доме призрения, куда отправили мальчиков, позднее объяснила им, что ее похоронили. Сироток отдали ей под присмотр.
— Как же я могу за ними присматривать, коли сама ничего не вижу? — жаловалась семидесятипятилетняя старушка.
Мальчикам купили новую одежду — это было поручено усатому стражнику Лесине — и велели вести себя тихо и скромно. С тех пор братья Рейголовы жили вместе с неизлечимо больными и калеками, старыми алкоголиками, молодыми буянами, от которых отреклись собственные семьи, — вместе со всем человеческим отребъем, собранным в доме призрения.
Дом стоял на восточной окраине города, неподалеку от живодерни и бойни, где вечно воняло кровью и падалью, как от громадной гноящейся раны.
Когда в городе узнали о смерти Рейголихи, некоторые чувствительные сердца говорили:
— Ах, какое несчастье, какая беда для детей!
Но таких было мало. Большинству это было безразлично.
Как говорится, чужую беду руками разведу...
Глава седьмая
Когда Петршику исполнилось семь лет, мать повела его в школу.
Много детей из раньковских домишек шло вместе с ними в то утро. Мария с нетерпением ждала этого дня и волновалась не меньше сына. И вот она, нарядная, и сынишка в новом костюмчике, с белым, как у девочки, воротничком, вместе с другими соседками, обойдя монастырские развалины, шагают на Карлов холм к трехэтажному школьному зданию, на фронтоне которого видна надпись:
«Будь предан богу и отечеству».
«Богу, да, главное, богу», — думает жена пекаря. И, поминутно наклоняясь к Петршику, твердит:
— Вот и кончилось беззаботное время. Теперь тебе придется рано вставать. Не понежишься в постельке, не поиграешь с Милордом. Теперь у тебя будут свои заботы.
«Какие такие заботы? — недоумевает Петршик. — Что такое заботы?»
Школа походила на большой потревоженный улей.
На обратном пути жена пекаря познакомилась с пани Ержабковой, вдовой учителя, поджарой, приветливой, хлопотливой дамой. Она вела за руки двух дочерей — бледную долговязую Еленку и трехлетнюю пухленькую непоседу Мартичку.
Не успели они и площадь перейти, а Мария уже знала от Ержабковой всю историю ее жизни. Правда, все это она уже слыхала от знакомых в прошлом году, когда вдова, получив скромную пенсию, переселилась в Раньков мыкать горе.
Но Мария, как и подобает воспитанной горожанке, делала вид, что все это слышит впервые, и сочувственно ахала, внимая рассказу о том, что покойный Ержабек был замечательным, образцовым отцом семейства и, увы, безвременно почил, оставив безутешных сирот. Необходимых лет выслуги для получения пенсии сиротам у Ержабека не хватало, а застрахован он был в банке «Славия» лишь на малую сумму.
С тех пор вдова Ержабкова, хоть ей это было не по пути, стала покупать хлеб и булки исключительно у Хлумовых, и очень скоро обеим женщинам показалось, что они знакомы чуть ли не с детства.
Вдова брала товар в долг и рассчитывалась раз в месяц, когда получала пенсию.
Сначала она была точна, потом не очень, и это огорчало Марию, хотя она признавала, что приятельнице действительно иной раз трудно рассчитаться полностью.
— Горькая у нее судьба, не дай бог мне такую, — говаривала Мария. — Не знаю, как бы я жила без Иозефа.
Старший учитель Ержабек был начальником пожарной дружины в селе Лештина, где он преподавал в начальной школе. В соседней деревне Горни Дуб вспыхнул пожар, пожарные стали спасать скот. Перепуганный бык распорол живот Ержабеку. Потрясенная ужасной смертью мужа, вдова поседела еще до похорон.
— При нем я выглядела совсем девушкой, — рассказывала она Марии, сидя у нее в комнатке. — Словно и не родила четырех детей. Никаких болезней не знала. — У Ержабковой даже глаза блеснули от приятных воспоминаний. — Все хозяйство вела сама. А с того дня... — Она погладила свою морщинистую шею. — Видишь, как я постарела. Хорошо еще, что Ладислав, мой старший сын, был уже взрослый и учился на педагога. Луизу — она у меня на два года младше Ладислава — взяла к себе бездетная сестра, что замужем за управляющим графским именьем в Уголицах.
Вдова учителя говорила правильным книжным языком, ну прямо как по-писаному.
— Конечно, есть у меня кое-какие сбережения, — продолжала она, разводя руками. — Не допущу же я, чтобы мои девочки остались совсем без приданого и не могли найти себе солидных женихов.