Дождь усиливался. Не успели дети добежать до лавки Хлума, как по улице уже неслись целые потоки воды.
В лавке верхом на стуле сидел Пухерный, сдвинув на затылок коричневую шляпу. Хлум что-то взволнованно объяснял Пухерному.
Торговец не отвечал. Круглые карие глаза его и торчащий сизый нос были обращены на мешок венгерской муки, стоявший в углу. Когда Еленка и Марта вбежали в дом и смущенно остановились посереди лавки, — вода стекала с них на пол, образуя лужицу, — Пухерный перевел взгляд на девочек и сердито спросил, чьи они и что им тут нужно:
— Черт вас сюда принес, весь пол замараете!
Услышав «черта», девочки расплакались и кинулись в комнату хозяйки, где сидела мать. Мария успокоила их и угостила рогаликом и сладким ржаным кофе.
Постращать маленьких любили не только старшие дети, но и взрослые; в ход обычно пускались черти и ад. Однажды Еленка и Марта во время игры вдруг забеспокоились, не ушла ли их мама, и побежали со двора Чешпивы в пекарню.
— Куда, куда, безобразницы? — остановил их некрасивый парень, тащивший пустую тележку, и стал пугать девочек. — Бу-бу-бу! А ну, подите-ка сюда, я вас отвезу к чертям, в ад!
Девчушки смертельно перетрусили, заревели и прибежали к Хлумовым бледные как полотно.
— Что с вами? — ужаснулись их мать и Мария.
После настойчивых расспросов им удалось выяснить, что случилось. Мария начала на чем свет стоит честить сорванца.
— Ясно, что это Бенедикт Еждичек, кто ж другой! Вечно ко всем цепляется. Известный озорник! И с чего только его прозвали Иисусом?!
Бенедикт Еждичек был сын бывшего солдата, пожилого человека, который когда-то поселился в Ранькове и на первых порах не знал, за что взяться. Из армии его уволили за какие-то темные делишки, и он добывал себе пропитание чем придется. Еждичек пытался врачевать больных, заговаривал ушибы и золотуху, а вечерами ходил по трактирам и продавал маринованный лук и цветную капусту, соленую рыбешку и спички; на это занятие он даже взял торговый патент.
Потом, собравшись со средствами, он открыл близ Худой Либени мелочную лавчонку. Сын помогал ему торговать.
Местные остряки, которых всегда хватает в трактирах и распивочных, перекрестили Еждичка в Иисусика[31]. Может быть, его так прозвали еще потому, что постная заросшая физиономия Еждички и в самом деле походила на лицо раскрашенной статуи Христа, что стояла в подворотне у Карштайнов, освещенная неугасимой лампадой.
Еждичек вначале сердился за это кощунственное прозвище и ругал последними словами каждого, кто называл его Иисусиком, потом свыкся с ним, за ним свыкся и его сын Бенедикт.
К вечеру того дня, когда Бенедикт напугал девчонок, Пухерный пришел к Хлуму сообщить, что венгерская мука, которую он, Пухерный, заказал для Хлума, опять подорожала.
— Так я от нее откажусь! — рассердился пекарь.
— Она уже в пути. — И торговец показал телеграмму на немецком языке. — Только что ее отправили из Будапешта. Не мне же брать на себя убытки. Ведь не я поднял цену!
Мука, пшеница-нулевка, подорожала на целых семь процентов.
— А я не заказывал по такой цене.
— Так пеките булки поменьше, вы имеете на это право, что ж вам еще делать? — успокаивал пекаря Пухерный.
— И не подумаю! Буду выпекать только хлеб, а с булками подожду до нашего урожая. Не стану обманывать людей.
— Не сердитесь, но я вам скажу, что муку вам все равно придется взять, — хладнокровно заявил торговец. — Таков закон. А если вы ее не вывезете сразу, она останется лежать на станции, и вам же придется платить за хранение, да еще, чего доброго, мука испортится. Это теперь уже ваша мука, а не моя. Вы сами, хозяин, знаете это не хуже меня. Тут уж никто ничего не может сделать, ни вы, ни я. Закон есть закон.
— В Венгрии отличный урожай, я вчера читал об этом в газете. Так что мука должна была бы подешеветь. Какие всюду мошенники! — возмущался Хлум.
— Согласен, — усмехнулся толстяк. — Да ведь на обмане весь свет держится.
— Мошенники эти венгры!
— Как и немцы. И ничуть не хуже наших, один черт. Разберись-ка, чья тут рука. Среди этого жулья не найдешь виноватого. А попробуй обойдись без них! Государство не может жить без торговцев, без коммерсантов!
— Без спекулянтов! — сердито буркнул Хлум. — Они-то и хозяйничают в Австрии, это я давно понял. Долго ли выдержит такое государство?
Пухерный хихикал, в душе радуясь, что ему удалось отвести гнев пекаря на безымянных спекулянтов. Хлум больше не отказывался от венгерской муки. Через неделю вагон пришел, его разгрузили и мешки с мукой сложили в домике Хлума, всюду, где только нашлось место.