Вихрь молчал, но я и так чувствовала, что мой друг согласен.
Понимая, что марлу будет сейчас очень больно, я тихо напевала какую-то мелодию, гладила его по голове и ждала когда он немного расслабится после стольких часов напряжения. И как бы не было на душе тяжело, медленно магией начала обжигать его крылья. Можно было сделать и быстрее обдав, его потоком пламени, но тогда любой кто может сейчас кружить у нас над головой сможет увидеть его в самое темное время суток — за час до рассвета.
Тихо завывая от боли, Вихрь дергался и терпел каждую мучительную секунду, пока солнце полностью не встало и раны на крыльях не перестали кровоточить.
Буря плавно исчезала и я решилась выбраться из под импровизированной плащ-палатки, чтобы осмотреть его и долечить, что осталось. Однако стоило мне посмотреть на раны, я зло заскрежетала зубами. Они лишь перестали кровоточить, а в остальном пуля прошла на вылет переломав кости в нескольких местах.
— Жаль, что я тебя не рассмотрела, лаорийская дрянь…
Нас называли нечистью. Что магов огня как я, что Вихря, который с каждой неделей все меньше был похож привычного всем марла.
В отличие от пегасов, марлы — хищники, высасывающие магию. Вместо лошадиной морды у них клюв, хвост, как у кошек является продолжением позвоночника. Как у орлов у них когтистые лапы, но без оперения. По всему телу просто короткая приятная шерсть.
Обычный марл чуть больше коня тяжеловоза, с соответствующим размахом крыльев. Вихрь на моей памяти всегда был значительно крупнее, так как до того как его поймали маги на продажу, он был диким. Семь лет он был моим любимцем и не менялся, пока не оказался на свободе.
За три месяца на воле он стал почти в два раза больше, чем прежде. А после того как убил охотника, защищая меня на горе Талание и выпил его магический дар земли…
Начались мягко говоря неожиданные изменения.
Нам нужно было преодолевать большие расстояния за один раз и сила мага использовалась, чтобы тело марла менялось под давлением обстоятельств. На Вихря регулярно нападали, а потому все слабые места медленно покрывались плотной и игольчатой шерстью, но на крыльях такой защиты у него не было.
Размеры, изменение привычных людям пропорций, неуязвимость сделали нас живой легендой.
Для охотников мы стали чудовищем из сказок, на которых могли охотиться все желающие рискнуть жизнью. Не говоря уже о том, что моя кровь единственная, что может активировать силу амулета Целэа. А король Лаори очень хочет получить артефакт, который может без боя убедить любую армию в мире сдаться и перейти на его сторону.
Пытаясь не сетовать на судьбу, я искала упавшие в песок сумки и раз за разом перебирала в уме слова охотника. Я планировала перелететь пустыни через цепь оазисов. Потом следующие большие перелеты, с места на место до тех пор пока я не найду способ добраться до острова Кейсой или восточных архипелагов.
Но теперь из-за летунов Лаори путь через оазисы закрыт.
Буря быстро исчезала и на юго-востоке проступили ослепительно белые земли пустыни Аоса. Не задумываясь я открыла сумку, которую собирала последний месяц на самый худший случай. Хитростью, воровством и ловкостью, которую заработала еще в Ярале.
Как полезно оказалось любить опасные трюки в полете и годами лазить по крышам столицы.
Мне пришлось постараться, чтобы сделать своими руками для марла специальное снаряжение на время путешествия по пустыням Аоса. Что-то вроде обуви из кожи и дерева на когтистые лапы, для защиты от раскаленных песков и сокрытия следов на случай пешего перехода. Белая накидка и прочие мелочи.
Но вот с водой была проблема… Мы не могли унести столько воды, сколько привык пить марл, а мои три больших бурдюка…
— Да, чтоб вас всех черти отымели… — выругалась я, глядя на два лопнувших мешка.
Я со злостью пнула маленький бархан, выросший под ногами.
Обернувшись на раненного и ослабшего Вихря, я тяжело вздохнула и полезла в карман брюк. Ритуальный нож охотника за головами тускло сверкнул на солнце и я решительно пошла к Вихрю. Сжав зубы прямо в запястье вырезала лезвием ритуальный символ передачи силы. Прямо поверх черной татуировки, которую мне оставил охотник, пытаясь отнять мой дар, месяц назад.
— Пей, Вихрь, — прошептала я марлу, заставляя его выпить мою кровь. — Воды нет, времени на отдых тоже…
Лучшее лекарство для существа обладающего магическим даром — магия. Марл поднял на меня синие глаза и отодвинул морду. Кровь и магию пьют только из того, кого собираешься убить.
— Нам придется идти пешком до заката через соляную пустыню, Вихрь, — твердо заявила я. — Воды не будет не знаю сколько, так что — пей, ты должен набраться сил пока я могу идти.
Марл бросил взгляд на свои раненые крылья и с ненавистью обернулся в сторону, где были летуны. Эти создания для полетов, а не для того, чтобы идти по раскаленным пескам.
— Не переживай, придет день и я их всех убью, — пообещала я. — Но сейчас нам нужно выжить.
Синие глаза с болью смотрели на меня, и принялись пить мою кровь и силу.
— Активировать. Высвободить. Отдать, — шептала я, сжав зубы от боли.
Казалось, что меня медленно сжигают заживо, но я терпела. Лучше мою силу выпьет Вихрь, чем она достанется охотникам. Когда буря почти полностью рассеялась, я встала на ноги и накинув на себя белую накидку, сжала кристалл иллюзий в окровавленной ладони.
Для всех за моей спиной караван из белых верблюдов. А у меня больше нет ни светлых кудрей, ни имени принцессы Рэял-Су Ануи Талание. На ее месте теперь молодая огненная жрица, которая переживет всех охотников.
За головами. За магическим даром. За амулетом Целэа.
— Надо будет придумать нам новые имена, Вихрь, — ободряюще погладила, я марла по шее, делая вид, что голова совсем не кружится. — На языке Аоса твое имя будет звучать как Маар. Ну, как тебе? Нравится?
Марл неоднозначно тряхнул головой. Мой друг понимает каждое слово, но, к сожалению, не говорит. Хотя в общем-то это и не нужно. Я и так чувствую все, что он хочет мне сказать.
— А мне нравится, — улыбнулась я ему сквозь закрывающий лицо палантин и с удовольствием протяжно повторила. — Маааар… Подходит для этих краев, не находишь?
Мог бы, он бы сделал такое выражение морды, будто я сморозила полнейшую околесицу. Таким как мы вообще здесь не место.
— Ну, ты прав… Не считаешь, что это очень символично, — пафосно произнесла я, пробираясь сквозь песок. — Белая огненная жрица идет в белую безжизеную пустыню. Дома мой предок Целэа Ануи оставила после себя черные пустоши, на которые даже снег не ложится зимой. Может быть эту пустыню выжгла другая огненная жрица?
Стоило мне заговорить о доме, как марл тут же с тоской посмотрел на север. Где-то там далеко, через пол мира находится Северный континент. Снежный и холодный Ярал, а на краю полярного круга находятся горы Соррейо, откуда родом мой Вихрь.
У меня и у самой был ком в горле при мысли о доме. О том, что было дорого и что я потеряла навсегда. К счастью, опасности и Вихрь помогали мне не раскиснуть.
— Не грусти, Вихрь, мы еще вернемся домой, — пообещала я другу и пытаясь сменить тему ехидно толкнула его локтем. — Прокатишь меня на санках на Новый Год?
Вихрь фыркнул с моей наглости, но в сторону дома больше не смотрел.
— Ну, пожалуйста… — как ребенок клянчила я. — Хочу быть как дух весны Тай-Лей из легенд. Подняться высоко над горами Соррейо на рассвете полярной ночи и запустить тысячи белых искр в небо во время северного сияния.
Марл с сомнением посмотрел на меня и отрицательно дернул мордой. Так мы собственно и "болтали" в часы передышек после очередной катастрофы.
Уже месяц я не говорила ни с одним человеком и если бы не Вихрь, я бы уже была в таком отчаянии, что даже не описать. Слишком многое давило на плечи. И даже охотники не были таким тяжким бременем, как боль прошлого.
Медленно мы шли пешком сквозь бурю, и в самое удачное время дня, когда на солнце дрожит воздух спустились из песочно-каменных барханов в белую соляную пустыню. Однако стоило подойти к месту, где раньше было соленое озеро как мы напряженно замерли, не решаясь сделать больше ни шагу.