Приняли в доме старосты тепло, хоть и смущённо слегка. Собралась вся большая семья его — еле уместились все за столом, да видно, к такому наплыву гостей тут были уже готовы. Светоярычи и большим отрядом тут проезжали.
Женщины: жена староства да дочь младшая — посматривали на Зимаву с колким любопытством, хоть и скрыть пытались. Уж она догадывалась, что о ней болтали во всех весях княжества, да как-то свыклась уже — теперь другое беспокоило. А острый интерес местных баб — пусть. Уедет она да, может, больше никогда здесь и не появится.
Пока гостили в тёплой избе, уж и вечер наступил — разошлись все отдыхать. Даже Зимава нынче уснула хорошо, хоть и тревожилась ещё за сына. А наутро, как встала, узнала от Оляны, что Эрвар, прихватив своих воинов, уже отбыл дальше по большаку: разведывать, не торопятся ли из Остёрска люди Чаяна.
А Зимаве в ожидании вестей от него — худых или радостных – пришлось время коротать на погосте. Собрались они с подругой на торг здешний: большой невидали там, конечно, не встретишь, да случается такое, что рукодельницы да мастера в отдалённых от столицы весях дивные украшения могут творить, каких и на прилавках заморских купцов не встретишь. А уж Калиногост славился тем, что в реках здешних, что с недалёких старых гор стекают, находят самоцветы диковинные. Не так часто, да от того они лишь ценнее становятся. Да стекло варят здесь узорное, чистое: мол, песок на берегах особенный. Потому и решила Зимава, что сумеет отвлечься хоть немного да любопытное что сыскать.
Прошли они с Оляной среди недлинных, но щедро выложенных товарами рядов, озираясь, проходя мимо ничем не интересных, дальше. Останавливались лишь изредка — чтобы взглянуть и дальше пойти. Да только разговор между двумя торговками, на прилавках которых лежала одёжа вышитая да рушники справно выбеленные, привлёк вдруг — стоило лишь услышать упоминание имени, которое так и тревожило до сих пор душу, сколько бы дней ни прошло.
— Не стал князем-то. Старший-то Светоярыч, — тихо, да не так, чтобы совсем уж скрыть, проговорила одна из женщин. — Вече ни того, ни другого не захотело на стол княжеский сажать.
Внутри так и похолодело всё. Зимава замерла, бездумно щупая ненужную ей вовсе рубаху. Кажется, мужскую даже. Оляна тоже уши навострила, поглядывая на неё.
— Да куда ж им, — махнула рукой вторая торговка. — Того и гляди беду какую ещё пуще прежней на люд навлекут.
Зимава улыбнулась сдержанно, как баба уставилась на неё вопросительно. Та и рот уже было открыла — сказать чего, а то и отвадить от прилавка, если ничего брать не собирается, но, окинув взглядом, тут же смягчилась. А подруга её продолжила ворчать:
— Они и тут дел натворили. Княжну забрали, княжича малого… — она вздохнула. — Думаешь, изгонят их теперь?
— Да хоть бы и изгнали — кому от того хуже станет… — торговка снова повернулась к Зимаве. — Приглянулось что?
Оляна её и за локоть тут же схватила да потащила прочь. Наслушались — хватит. Они прошли дальше, пока не скрылись из виду сплетницы. Зимава наконец высвободилась из судорожной хватки подруги и приостановила спешный шаг.
— Что же теперь? — выдохнула, запыхавшись совсем. — Если власти они теперь в Остёрске не имеют, то и Радана не привезут?
Так и сковало всё внутри страхом и разочарованием. Если изгонят их и правда, то что же будет с сыном? Вряд ли тому, кто станет княжить в Остёрске, нужен чужой отпрыск под боком. По телу пробежала холодная дрожь, а после Зимаву и вовсе заколотило, как в лихорадке. Шаг и вовсе сбился, расплылись торговые ряды кругом. Оляна обеспокоенно заглянула ей в лицо, взяла за плечи, легонько встряхивая.
— Всё будет хорошо, слышишь? — донесся её голос глухо, словно Зимава вдруг стала туга на ухо.
— Всё рушится, — только и прошептала та, неподвижно глядя перед собой. — Права была Анисья. Пойдём назад.
Они вернулись к гостинным избам. И ничто уже не могло пробить глухую завесу страха за сына, что заволокла душу. Не радовало щедрое Дажьбожье око, тепло, что струилось между калин, которые и правда в изобилии росли вокруг и едва не в каждом дворе погоста. Не сулило больше ничего хорошего грядущее — всё отправило страшное понимание ошибок собственных и опрометчивости.
Зимава только и укрылась в отведённой для них с Оляной избе, не желая больше показываться на глаза никому. Словно всё вокруг стало вдруг давить булыжником на плечи, стискивать грудь, не давая дышать толком. Подруга собрала вечерю и почти силой заставила поесть. Что Зимава в себя запихнула, и не поняла толком. А после попросила лишь приготовить ей отвар сонный — иначе как уснуть? А сон — не только отдых, но и спасение от тягостных мыслей.