Выбрать главу

Чаян как будто прознал о её размышлениях, а потому после обедни послал отрока своего Радая к Елице снова — выведать, что она решила. Мальчишка, ожидая ответа, долго переминался на пороге светлицы под взглядами женщин, которые рукоделием в этот миг здесь заняты были. Елица помолчала, конечно, после его вопроса — и отрок даже вспотел слегка от напряжения.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Передай Чаяну, что встречусь с ним.

Парень кивнул и поспешно скрылся за дверью.

Вечером, как снова пришёл посыльный от княжича, Елица прихватила с собой Вею и пошла за ним, отложив все дела до завтра. Радай проводил её до ворот детинца, где ждали уже лошади запряжённые. Наставница хмыкнула насмешливо, переглянувшись с Елицей: видно, ещё одного человека на прогулке Чаян никак не ждал. Он уже стоял тут же, держа под узду своего коня. Заметив Вею, помрачнел, конечно, но смог всё же натянуть на губы приветливую улыбку.

— Я с тобой хотел поговорить, Елица, — вздохнул с сожалением, уже собираясь отослать женщину прочь. — Но никак не со всем теремом вашим.

— А Вея ничем нам не помешает, — она качнула головой упрямо. — И от неё я ничего скрыть не хочу. Да и тебя это как-то урезонит малость, если вздумаешь руки свои распускать.

Чаян осерчал немного, похоже, но перечить не стал. Махнул рукой отроку, который всё ещё поблизости околачивался, и сказал что-то тихо. Мальчишка кивнул и умчался. А скоро выкатил к воротам повозку небольшую запряжённую — как раз только троим туда и поместиться. На облучёк вскочил сам Радай, Чаян помог подняться в неё Елице и Вее, улыбнувшись наперснице нарочито ласково.

Выехали они в посад шумный, а скоро и вовсе за околицу, через весь тихую и малолюдную уж по вечернему часу. Проскакали по застывшим после дождя колдобинам широкой дорожки, что бежала от стен Остёрска вдоль рва сначала, а потом выворачивала к реке. Недолго пришлось до озера того добираться — их тут было очень много: обширных и маленьких, словно запруды.

Но то, что лежало, раскинув блестящие воды далёко во все стороны, было большим: другой берег его терялся где-то вдалеке тонкой тёмной полоской растущего по берегу леса. Елица, как остановилась повозка, тут же сама наземь спрыгнула и пошла к воде, любуясь тем, как золотится спокойная гладь светом приближающегося заката.

— Вот хитрый какой, — усмехнулась за спиной Вея. — Знал, куда везти.

Чаян фыркнул тихо на её слова с заметным самодовольством. И быстро нагнал, пошёл рядом, пока ничего не говоря. Наставница осталась всё ж в стороне вместе с отроком. Тихо курлыкали птицы в зарослях молодой осоки, что едва только выглядывала ещё из воды. Но стоило приблизиться к ним — смолкли. Вспорхнул пёстрый кулик поодаль и снова скрылся в траве, метнувшись вдоль берега.

Елица остановилась, неспешно, с наслаждением вдыхая сырой воздух, что перетекал прохладными потоками над озером, трогал осторожными пальцами камыши и рогоз.

— Нравится? — тихо спросил Чаян, выждав пару мгновений.

Елица повернулась к нему, обвела взглядом лицо, спокойное, умиртворённое даже, словно края родные, с детства знакомые, умели унимать любую бурю в его душе.

— Красиво у вас, — она вновь посмотрела в даль. — Так и не скажешь, что Сердца вы лишились. Будто бы всё, как обычно. Как и у нас.

— Так мы ж тут не в чаще лесной живём, не лычаки одни с весны до весны носим, — княжич пожал плечом. — Мы и есть — такие же, как и вы. Только трудностей нам выпадает, наверное, больше. И я хотел бы избавить людей, которые страдают везде, где ни появились бы, от этой недоли… — он помолчал немного. — И хочу, чтобы ты была рядом, Елица. Не потому, что ты княжна и наследница Борилы.

Она открыла было рот, чтобы возразить что-то, но Чаян поднял руку, останавливая. Она выждала чуть, выслушав несколько собственных быстрых вдохов и выдохов. И всё же ответила:

— Меня ты забыл о том спросить. Разве гоже мне сходиться с тем, кто воевал с моим отцом так долго? Столько людей погубил в княжестве. Земли разорил по весне. Всё забылось, думаешь?

Чаян покривил губами, будто выслушал в очередной раз то, что гнал от себя постоянно. Да кто из них сейчас мог бы похвастаться поведением праведным, тем, за которое не стыдно ни перед кем?