Второй мальчик, Робин, шагнул назад без сопротивления и признаков возмущения. Он привык занимать второе место, но не потому, что был глупее, ленивее или ниже по положению своего товарища, – чтобы убедиться в этом, было достаточно бросить взгляд на его лицо. Однако, суета с перестановкой была затеяна с явным намерением его унизить. Мальчик шагнул назад, стремясь больше видеть самому, чем быть увиденным. Великая королева, владевшая их умами и сердцами, проходила мимо них к своей карете. Наблюдать за ней было достаточной наградой, что Робин и делал, полуоткрыв рот и устремив взгляд на ту, которая казалась ему скорее богиней, чем женщиной.
Однако, Елизавета была в первую очередь женщиной. Поэтому ей не нравились назойливые субъекты, которым следовало бы скромно ожидать приказаний, а не командовать самим. На ее губах мелькнула мрачноватая усмешка. Этому наставнику нужно указать его место. К тому же королева любила красивых и крепких юношей, а к ним явно относился ученик, теперь почти скрывшийся за спиной воспитателя.
– Позовите-ка мне этого паренька, любезный учитель, – сказала она.
Ее тонкий голос достиг ушей злополучного наставника, который бросился навстречу гибели.
– Хамфри, тебя зовет ее величество! – засуетился он, выталкивая вперед своего любимца. Взгляд черных глаз королевы стал суровым, заставив воспитателя затрепетать и опустить голову.
– Нет-нет! – воскликнула она более твердым и громким голосом. – Вы намерены растолковывать мне мои желания, словно стряпчий? Знайте, мистер Хорек… – Елизавета обладала великим даром давать прозвища, и в данном случае она не могла придумать лучшее. Наставник был высок и тощ, с маленькими, быстро мигающими, красноватыми глазками, тонкими женскими губами, покатым лбом и острым подбородком; его лицо казалось вытянутым к кончику длинного носа. – Мистер Хорек! – Елизавета с удовольствием повторила прозвище, и по рядам мальчиков пробежал смешок. Даже ректор и старший наставник улыбнулись. Голова учителя склонилась едва ли не до земли, поэтому никто не заметил исказившей его лицо гримасы злобного бешенства. Она свидетельствовала о том, что он никогда не простит этих слов королеве, а радостного смеха – мальчику, явившемуся его причиной.
– …Знайте, мистер Хорек, что в этом королевстве я решаю, кому стоять впереди, а кому сзади. Раны Христовы! Мистер ректор, оказывается, воспитатели в Итоне больше нуждаются в обучении, чем ваши школяры! Дайте это понять мистеру Хорьку, чтобы мне самой не пришлось брать в руки розгу!
Елизавета могла поддразнивать своих придворных и обмениваться шутками с крестьянами в полях, но когда она хотела, то становилась не менее грозной, чем король Гарри,[10] и сейчас был как раз такой момент. Наставник съежился, охваченный ужасом. На его лбу выступил пот, колени заметно дрожали. Королева публично выставила его дураком, но она могла и заковать его в колодки, словно вора.
Однако, Елизавета удовлетворилась преподанным уроком. Она снова посмотрела на главу школы.
– Позовите-ка мне этого парня с каштановыми волосами.
– Робин Обри! – позвал тот, к кому она обратилась. Ряды расступились, и мистер Хорек, облегченно вздохнув, отступил в сторону. Но он все еще держал голову опущенной, дабы никто не мог увидеть страх и злобу в его глазах.
Сам Робин Обри едва ли пребывал в более счастливом настроении. Этого четырнадцатилетнего мальчугана, имевшего в жизни ясную цель, обуревали мечты, в центре которых всегда был образ великой королевы. И вот теперь она выбрала его среди других учеников и подозвала к себе. Робин был уверен, что не сможет пересечь пятно солнечного света, отделяющее его от королевы. Слезы слепили его глаза. Самое большее, на что он мог надеяться, – это упасть и умереть у ее ног. И все же каким-то чудом Робин подошел к Елизавете и опустился перед ней на колени. Не осмеливаясь поднять на нее взгляд, он почувствовал, как ее точеная рука опустилась ему на плечо и услышал голос – простой женский голос, теплый и ласковый.
– Робин Обри, – повторила королева, любуясь чисто английским именем.
– Из Эбботс-Гэп в графстве Дорсет.
Это произнес стоявший парой шагов позади королевы бледный, чернобородый мужчина болезненного вида.
– Как? – весело воскликнула Елизавета. – Мой добрый Мавр знает тебя? Быть может, ты был пажом при дворе императора?[11]
«Добрым Мавром» был государственный секретарь сэр Френсис Уолсингем; с прозвищем ему повезло больше, чем сэру Кристоферу Хэттону, вице-камергеру королевы, которого она именовала своим «Бараном». Однако, кличка не вызывала особого восторга у сэра Френсиса, который сдержанно улыбнулся.
– Ваше величество, отец мистера Обри был моим другом, – спокойно ответил он, и Робин сразу же понял, кто это такой.
– Робин Обри, – снова повторила Елизавета. – Значит, ты чистокровный англичанин!
– И в лице вашего величества преклоняю колени перед всей Англией!
Робин не смог бы придумать фразы, более радующей слух королевы, даже если бы он целый год учил ее наизусть, а не выпалил в порыве волнения. Елизавета больше всего на свете гордилась тем, что она чистокровная англичанка, и, несомненно, именно поэтому у нее было так много общего с ее народом – с присущими ему спортивным духом и безыскусным юмором.
– Славный парень, не так ли, сэр Френсис? – сказала королева, удовлетворенно вздохнув. – Сколько же тебе лет, малыш Робин?
– Четырнадцать, ваше величество. – И он поспешно добавил: – Но в следующем месяце мне исполнится пятнадцать.
– О Боже, ты уже почти мужчина! – воскликнула Елизавета. – А куда ты отправишься после Итона?
– В Оксфорд.[12]
Возможно, за сегодняшний день Елизавета устала от науки, а быть может, она видела в Робине пажа, который бы украсил ее приемный зал. Ей нравились юноши такого типа. Вьющиеся каштановые волосы, широко посаженные карие глаза, красивой формы нос, упрямый подбородок, длинные худые руки и ноги, лицо слегка женственное, но не обнаруживающее слабости… Такие люди живут мечтами, но обладают достаточной силой духа, чтобы воплотить их в жизнь. Конечно, парень несколько щеголеват в его прекрасном камзоле и штанах, расшитых золотом, чулках из белого шелка, свисающем с плеч плаще из голубого бархата и алой плоской шапочке, которую он держал в руке. Глядя на него, Елизавета, безусловно, думала, что он стал бы заметной фигурой в Уайтхолле.[13]
– Оксфорд! – произнесла она с легкой гримасой. – Тратить зрение на книги!
– Нет, ваше величество, я надеюсь потратить его на шпагу и использовать ее на вашей службе.
– Ну еще бы! – сухо откликнулась королева. – Ты завоюешь всю землю и вручишь ее в качестве рождественского подарка бедной женщине, которая желает только жить в мире и дружбе с ее соседями. Уж лучше ты, как школяры в холле, написал бы для меня оду, умоляя выйти замуж и иметь кучу детей.
– Ваше величество! – воскликнул Робин, откинув голову. – Если бы я был взрослым и принцем вдобавок, то написал бы оду, в которой превзошел бы всех школяров, вместе взятых!
Неужели это он, Робин Обри, так смело, свободно и радостно обменивался любезностями с самой королевой Англии? И при этом слова сами собой слетали с его губ! Он пребывал в состоянии такого напряжения, когда человек словно раздваивается: одна его половина говорит и действует, а другая стоит рядом, критикуя или одобряя каждые слово и жест. Как же воспримет ее величество такую смелость? Не преподаст ли она ему такой же урок, как мистеру Хорьку? Робин затаил дыхание, но ее величество громко расхохоталась и потрепала его по плечу.
– Льстец! – с явным удовольствием заметила она. – Мсье д'Алансон[14] имеет соперника – ему следует остерегаться. – В этот момент ее взгляд упал на злополучный бант, висящий на рукаве. Уже не раз она оборачивала жизненные неприятности себе на пользу в великих делах – пусть же одна из них послужит ей в малом.
10
Имеется в виду Генрих VIII Тюдор (1491–1547) – король Англии с 1509 г., отец Елизаветы I.
12
Город в Англии, административный центр графства Оксфордшир, где находится знаменитый университет
14
Д'Алансон Франсуа де Валуа, герцог (1554–1584) – младший сын короля Франции Генриха II Валуа и Екатерины Медичи, пытался свататься к Елизавете I. Здесь назван д'Алансоном ошибочно, так как после восшествия на престол Генриха III в 1574 г. именовался герцогом Анжуйским