Под оживленный гомон Равна с интересом следила за беседой. И улыбалась про себя. В известном смысле она тут отщепенка, несостоявшаяся личность. Синепанцирь и Зеленожка травили байки, и некоторые истории изумляли даже Равну. Она придерживалась теории (не слишком-то популярной) о том, что, когда разумные существа находят общие темы, остальное уже неважно. Двоих из этой компании легко можно было принять за деревца в горшках, водруженных на тележки, а третий разительно отличался от всех людей, виденных ею в жизни. Говорили они на искусственном языке, причем два голоса больше напоминали перемежавшееся писком порывистое дыхание. Однако стоило уделить беседе несколько минут, как перед мысленным оком Равны появлялись образы участников: интересней большинства ее друзей по аспирантуре, но не такие уж и отличные от них. Наездники составляли супружескую пару. Едва ли это существенно: сексуальные отношения их расы сводились к соседству в определенное время года. Однако между ними чувствовалась глубокая привязанность, особенно четко – у Зеленожки. Она (он?) был(а) застенчив(а), но упрям(а) и весьма искренен(на), что для торговца могло оказаться серьезным недостатком. Синепанцирь закрывал собой эту уязвимость: он (она?) казался(ась) напористым(ой), разговорчивым(ой), явно привык(ла) вертеть окружающими себе на пользу. Равне же виделось под этой маской порывистое создание, стеснявшееся собственной пронырливости и втайне благодарное Зеленожке, если та его одергивала.
А что сказать о Фаме Нювене? «Да, что такое в нем гнездится?» Как ни странно, он представлял собой бо́льшую загадку. В этот вечер нахальный варвар почти скрылся из виду: возможно, Фам берег его для опасных ситуаций. Чувак по рождению принадлежал к патриархальной культуре, полной противоположности матриархата, породившего в конечном счете все Запредельное человечество. Вдруг под маской нахала обитает довольно милая личность? Вспомнить только, как он осадил бритвочелюстника… А как очаровал наездников… До Равны вдруг дошло, что, проведя столько часов за чтением любовных историй, она наконец взяла и повстречала героя первого своего романа.
В 02:30 по местному времени они наконец покинули «Бродячую компанию». Часов через пять, даже меньше, над бортогоризонтом Причалов поднимется солнце. Наездники выкатились наружу проводить их. Синепанцирь переключился на самношк, угостил Равну историей про свой последний визит на Сьяндру Кей и напомнил, чтобы замолвила словечко о поисках корабля беженцев.
Равна с Фамом воспарили в разреженный воздух и направились к жилым башням. Наездники внизу слились с ландшафтом.
Пару минут люди молчали. Наверное, даже Фама Нювена проняло величие картины. Они пролетали над темными расщелинами между залитых ослепительным светом конструкций Причалов, и в тысяче километров под ними простирались парки и жилые кварталы Земсторонья. Темными завитками на темном фоне клубились тучи.
Квартира Равны располагалась на окраине Причалов. Тут воздухонтаны оказались бы бесполезны: жилая башня вонзалась в вакуум. Равна и ее спутник спланировали на балкон, выпустили внутрь оставшийся в скафандрах воздух. Язык Равны жил собственной жизнью, рассказывая, как девушке предоставили квартиру в самом начале ее работы с архивами и что с ее рабочим местом сии апартаменты сравнивать смешно. Фам Нювен кивал. На лице его сохранялось спокойное выражение. Никаких подколок.
Она что-то лепетала, пока они не очутились внутри и… Равна заткнулась. Двое уставились друг на друга. Честно сказать, она возмечтала об этом олухе еще с той минуты, как увидела идиотскую Грондрову анимацию. Но до сегодняшнего вечера в «Бродячей компании» не осмеливалась зайти так далеко, чтобы пригласить его к себе домой.
– Э-э, я…
Эх, принцесса Равна, где ж твое рвение? Что ворон-то считаешь?
Она села, подалась вперед, взяла его за руку. Фам Нювен вернул ей улыбку – о Силы, и он тоже стесняется!
– А у тебя тут красиво, – сказал он.
– Я обставила квартиру в технопримитивистском стиле. Тут, на окраине Причалов, есть свои плюсы: городские огни не затмевают естественный пейзаж. Пошли покажу.