— План убедительный, — одобрил шеф, — но, во-первых, твою невесту и ее отца могут убить… Ты же знаешь, если партизаны узнают, что она связана с тобой…
— Они это уже знают. Она даже кое-какие сведения «выуживала» у меня и передавала, чтобы войти в доверие. Понимаешь? Потому они и дом их не трогают. А теперь она скажет, что полиция безопасности ее раскрыла и она бежит к своим.
— А все же, если партизаны почуют, что здесь пахнет обманом? У них на этот счет… сам знаешь… нюх острый… — проговорил шеф.
— Ну, сразу не обнаружат, а «если», то Лиля погибает, а срабатывает Нилов. Понимаешь, тут точный психологический расчет.
— Даже математический, — заметил шеф. — А кстати, Лиля знает эту Галю в лицо? Не подсунут ли ей партизаны липовую Галю?
— О нет! Лиля с нею работала в казино, — ответил Ганс.
В дверь постучали, и на пороге появился дежурный эсэсовец.
— Вам пакет, господин штурмбанфюрер! — сказал он.
— Давай сюда, — не глядя на вошедшего, протянул руку Штраух.
Эсэсовец сделал несколько шагов вперед, передал пакет, повернулся и вышел. Шеф вскрыл запечатанный сургучной печатью конверт, прочитал текст и молча передал донесение Гансу. Тот посмотрел бумагу и процедил:
— Они тоже напали на след, но опередить нас не успеют!
— Ну ты и бестия! — хлопнул его по плечу Штраух. — Действуй!
— Я, как видишь, готов действовать, — сказал Ганс, — но мне надо знать, что я могу обещать людям?
— Дай им пятьдесят тысяч.
— Мало!
— Сто! — ударил ладонью по столу Штраух.
— Ну, это другой разговор, — сказал Ганс. — А что лично мне?
— Эх, дружище, — обнял Ганса за плечо шеф. — Нам повышение, «железные кресты» и личная благодарность Гиммлера! Ну, а марки мимо твоего кармана не падают.
На другой день личный представитель Гитлера вызвал к себе на беседу Штрауха. Их разговор остался тайной для всех — даже Гансу ничего не поведал о нем его друг. Однако, судя по делам шефа полиции безопасности и СД, эта тайна расшифровывалась усилением террора и полного разгула фашистского беззакония.
А тем временем круг всех разведывательных данных, собранных фашистскими лазутчиками о местонахождении участников покушения на Кубе, замыкался в Руднянском лесу, в районе деревни Янушковичи. Стали известны некоторые клички подпольщиков. Фашистские власти переправили своим тайным лазутчикам в партизанских отрядах фото и приметы Гали и Черной, указывалось предполагавшееся местонахождение их в лесу. Ганс почувствовал, что «добыча» может ускользнуть из его рук. Он развил такую энергичную деятельность, что все подготовительные меры по выполнению его плана были завершены двадцать шестого сентября. Оставалось убедить Лилю в том, что проникнуть в лагерь партизан с целью шпионажа — романтично.
Поздним воскресным вечером об этом и шла речь за накрытым, как в прежние времена приезда Ганса, гостеприимным столом лесничего. Правда, самого Тихона Федоровича здесь не было — он не вернулся еще из воинской части, командиру которой каждое воскресенье отвозил молоко, творог и яйца. Ужин начали без него, и нетерпеливый Ганс пошел в словесное наступление на Лилю.
— Я Лиле все объяснил, — обратился Ганс к Похлебаеву, — раскрыл во всех деталях план, но она убеждает меня не рисковать жизнью. А мне моя жизнь — тьфу, копейка!
— Тебе копейка, да мне-то она дорога, — протестовала Лиля.
— Друзья, — сказал Похлебаев, — на таких нотах мы не услышим друг друга. Я предлагаю выпить еще по одной, а потом весь дальнейший разговор вести только на улыбке.