Кесаев ни на минуту не покидал своего командного места, и «Малютке» удавалось ускользнуть из-под бомбовых ударов, не теряя своей маневренной способности от наносимых ей повреждений.
На вторые сутки, под утро Кесаев перехитрил противника— «Малютка» вырвалась из вражеского кольца. Полным ходом лодка направилась к своему берегу. Уставшему, измотанному экипажу предстоял отдых, а «повзрослевшей», принявшей боевое крещение «Малютке» — ремонт.
Мысленному взору молодого командира представилась встреча на базе, и он волновался, но уже не тем волнением виноватого человека, которое охватывало его после неудачи с улизнувшими эсминцами, а волнением именинника: у пирса — оркестр, строгие ряды встречающих друзей-подводников… Рапорт комбригу и комиссару о том, как прошла операция… Затем… Да что говорить: в кают-компании комбрига — накрытые столы… Слова одобрения… Традиция! Теперь так же, как раньше Грешилова и Иосселиани, будут встречать и его.
Своевольная гордыня, как ни отгоняй ее, все-таки заползала в душу: что теперь скажут те, которые еще совсем недавно называли его «беспомощным ребенком», а то и «молокососом»? Какой шуткой отшутится сам морской волк Иосселиани? А как ослепительно будет блестеть на солнце цифра «1» в середине резной пятиконечной звезды на лбу боевой рубки корабля.
«Впрочем, чего я радуюсь? Говорят, единица — это пустяки, — подумал Астан, осматривая с мостика утопающее в зелени побережье Черного моря. — Девять или десять— дело другое!» Вот если бы такие цифры заблестели на его корабле. Ей-право, можно умирать и чувствовать себя счастливцем! Лиха беда — начало. А там, может, и пойдет…
Кесаев отдал помощнику распоряжение подготовить корабль к встрече на базе, а сам сел за бритье, затем надел парадную форму.
Вахтенные начали наводить лоск на лодке. Свободные от вахты принялись «драить» себя — брились, мылись, приводили в порядок одежду. Таков железный морской закон: как бы ты ни устал в море, а на сушу должен сойти аккуратным, отглаженным, чтобы ни единой пылинки на тебе не осталось. Сегодня тем более: лодка вернулась с боевой операции победительницей.
Матросы словно забыли об усталости. Лица светились радостью. Теперь отдохнут. Напишут письма: кто матери, кто любимой девушке или жене и детям. И первое слово будет о своей победе, скромно, но гордо: «Воюем! Пустили на дно пирата… Уменье наше и настойчивость в бою, как говорит командир, обеспечили нам удачу. Врага мы бьем крепко и скоро совсем добьем». Приятно, конечно, когда можно написать такое письмо своим близким.
Лишь Твердохлебов скучал.
— Чего ты куксишься? — допытывался его друг, электрик Яков Чивиков. — Все радуются, а ты вона что!..
— А чего мне плясать. Говорил не раз: горит и пропадает под врагом моя родина — Курская область. Горе моей семьи не дает мне покоя. Душит меня…
— Так ведь мстим же! Пирата вот утопили. Разве это не радость!
— Конечно, хорошо, кто спорит. Но я бы хотел сейчас не на праздник попасть, а на передовую и в атаку чтоб пойти. Хотя бы двух фрицев задушить этими руками. И чую, что легче бы стало на душе. А то какая тут война! Врагов бьешь и совсем их не видишь. Конечно, командиру со своими помощниками хорошо — они хоть в перископ видят, кого утопили… А я что вижу? Сижу в брюхе лодки, как Иов-мученик в желудке кита. Не только глазом — нутром и то не чую нашу победу. Не вижу, — значит, и не чую. Понял теперь?
Егоров доложил, что лодка подходит к берегу, как будто Кесаев сам не видел окруженное зеленью, такое уютное абхазское селение.
— Разрешите приготовить пушку к салюту?
— Приготовить! — кивнул Астан.
Команда выстроилась на палубе, один к одному! Грянул выстрел. В ответ с берега раздался другой, запламенели в небе разноцветные ракеты, и под звуки оркестра «Малютка» подошла к причалу и заняла свое место рядом со своими близнецами.
Астан быстро и не без гордости соскочил на пирс, подошел к командиру бригады и отдал рапорт.
А потом комбриг и комиссар долго и крепко жали ему руку, обнимали и даже расцеловали.
Стоял теплый летний вечер. Все было сделано для того, чтобы сразу же моряки почувствовали себя на отдыхе. По традиции был накрыт стол. Вкусные роскошные блюда. Радость. Правда, некоторые сели за стол с приглушенным чувством досады — обязанность: нельзя нарушать традицию. Что ни говори, а повара вложили частицу своей души в эти кушанья — приятно ведь чествовать вернувшихся с трудной победой подводников.