— Что верно, то верно, — проговорил, поеживаясь, Чивиков. — Тут, брат, и не заметишь, как тебе на спину волк сядет.
— Точно, но Астан, Яша, не отступил от своего. Храбр не тот, кто не боится, а тот, кто страх от себя к черту гонит и выполняет, что положено. Понял? Так вот, значит, мальчишки-то от страха дрожат, а к пещере идут. Пришли. «Здесь?» — спросил Астан. «Тсс, — прошептал Петя, — давай хоть перекрестимся». И Петя перекрестился. А пещера эта, понимаешь, была старым заброшенным святилищем в Дигорском ущелье, и, видимо, алдар считал это место надежным хранилищем — и люди-то в нее боялись входить. А в доме он свои ценности держать боялся. Понял? Ну, мальчишки, значит, к пещере-то пришли, у входа стоят, друг друга подбадривают, а лезть в пещеру боятся. В это время сова ка-ак закричит: «Уг-у-у! Уг-у-у!» Ребята прижались друг к другу, но не убежали. Постояли так, а потом решили: лезть!
Долго они шарили в темноте, но клада не нашли. «Сам подсмотрел, — уверял друга Петя. — Здесь спрятал». Они уже собирались вылезать из пещеры — а страх-то подгоняет, — как вдруг Астан говорит: «А может, под этим камнем?» И он показал на большую глыбу. Попытались сдвинуть ее с места, но силенок-то не хватило. Думаешь, ушли? Не тут-то было. Астан вылез из пещеры, нашел в лесу две крепких палки, и этими рычагами начали работать, глыба сдвинулась с места. А под ней-то землица рыхлой была. Они ее разгребать, разгребать начали и докопались до клада: кувшин с монетами. Понял? Ну, хлопцы за этот кувшин — и домой. И страх пропал.
Наутро посмотрели — в кувшине серебряные монеты царской чеканки. «Теперь и у нас с тобой будут газыри из серебра и пояса, и всем артистам в драмкружке хватит, — сказал Астан. — Только никому пока ни слова не говори!» — добавил он. На этом и порешили.
— И что же они с этим серебром сделали? — спросил Чивиков.
— Весь драмкружок в серебро одели. Понял? Кэп уже тогда, с малых лет, о своих друзьях заботился.
— И везло же черту!
— Ему везет потому, что он смел… И на плечах не пустой котелок носит… А уж если что задумал, черт, в лепешку расшибется, но сделает. Характер, брат, как камень.
— Слушай, Иван, у нас еще хлеб остался, — робко проговорил Чивиков. — Может, прикончим, а?
Чивиков достал из-за пазухи большой ломоть хлеба, разрезал пополам, вытащил из кармана узелок, развязал, взял щепотку соли, посыпал на оба куска и один протянул Твердохлебову.
— О Кесаеве у тебя складно получается, — неторопливо жуя, проговорил Чивиков. — Расскажи еще.