— Разрешите доложить, товарищ командир полка, — прервала нашу беседу та же смуглая девушка, видимо дежурная по части.
— Докладывайте, товарищ лейтенант.
— Военфельдшер Булычева выбыла из части: эвакуирует в тыл тяжелораненых…
«И у них не легче!» — подумал я про себя.
Обидно мне было, что я не смог повидаться с сестрой. Собрался уходить. Но хозяйка полка запротестовала:
— Что вы, капитан-лейтенант, без обеда? Ни в коем случае! Вы же в гостях у женщин. Идемте. Хоть поглядите на наших «орлиц»… К морякам они неравнодушны…
Столы были накрыты в саду под ломящимися от плодов деревьями… На скамейках сидели молодые девушки в офицерской форме, которая им очень шла. Почти у каждой на груди — боевой орден или медаль. «Нелегкая вам досталась, девушки, судьба…» Тяжелые думы нахлынули на меня как-то неожиданно, и я загрустил. Чувствовал, что девушки поглядывают на меня, ждут чего-то… Думают, наверно, что я скажу им что-нибудь радостное, веселое… А я бирюк бирюком…
Как-то неловко! Надо же было мне так растеряться, чтобы в душе пожелать: «Хоть бы кто тревогу поднял… Хоть бы «рама» пролетела… Побежали бы все в убежища… Тогда бы я был спасен от этих красивых сверлящих глаз!..» Но «спастись» не удалось: девушки все же «раз-говорили» меня…
…Возвращался к себе снова на попутных и всю ночную дорогу думал о девушках. Вставали в памяти новые знакомые. Таня Макарова и Вера Белик! Отважный экипаж— сотни вылетов на бомбежку и боевую разведку. Тонны сброшенных на голову врага бомб, десятки пробоин в их По-2… Книгу бы написать! Про Танину тайную любовь. Но почему я больше думаю о Тане, а не о других? Ведь вот та девушка, что из Киева, Розанова, зовут, кажется, Ларисой, Лара. Чем она уступает Тане или Вере? Или вот Вера Тихомирова?.. А черненькая Мэри Авидзба — летчица из Абхазии? В былые времена абхазка не имела права появляться там, где собирались мужчины, а девушка и вовсе не могла сесть за один стол с парнями… А Мэри летает, громит фашистскую нечисть… Летчица Магуба Сыртланова тоже откуда-то из горных мест… Жаль, что не расспросил ее. Да разве можно было расспросить и узнать всех, запомнить, кто из какой республики, какой национальности? И нужно ли было? Все народы нашей страны воюют. И в этом наша сила, неодолимая сила, сила дружбы, братства всех национальностей Советской страны. Яркий пример тому и этот женский полк.
Таня Макарова… Сколько в ней душевной щедрости, теплоты. Она рассказала мне историю своей любви. Они росли вместе, и она полюбила его. Кто не испытал это первое, светлое, как чистый родник, чувство! Кому не знакомы трепетные движения сердца! А он, Виктор, так и не узнал об этом. Теперь вот прислал письмо из госпиталя, не любовное, нет, просто соседское, дружеское. Я посоветовал Тане открыть свое сердце Виктору. Но она наотрез отказалась.
— Что вы?! Умру — первой не напишу… Мне хочется, чтобы он сам написал о любви… А я стихи хочу писать… Для себя. И никогда никому их не показывать…
Стихи… В них она сможет передать все, что чувствует… Мне тоже иногда хочется писать стихи, но я не умею делать этого. А Таня, наверное, в душе поэт. В небе у нее чкаловский почерк! А на бумаге? Не знаю, стихов она мне не читала. Прочла только письмо Виктора, в нем не было ни слова о любви, но он любит… Таня это чувствует, знает наверняка…
Ходит Таня легко, почти всегда смеется, любит петь… Подруги удивляются: откуда опа. первой узнает новые песни?.. И как их поет!.. Она могла бы стать артисткой, поэтессой, кем угодно, если бы не война… Кто знает, в какой час, в какую минуту угаснет ее талант, ее прекрасная жизнь, ее нецелованная любовь?!
Мне рассказывали о предпоследнем боевом вылете Тани Макаровой. Наступила ночь, южная осенняя ночь. Над Моздоком в черном, беззвездном небе — эскадрилья Серафимы Амосовой. Штурман сумела разглядеть ползущий к станции состав. «Иду на цель!..» — доложила она. На вражеский поезд полетели бомбы. Оторвавшись от состава, паровоз с двумя вагонами помчался к городу. Остальные вагоны перемешались. «Еще бы несколько бомб!» — подумала Амосова и повернула самолет к аэродрому. Но тут же ее По-2 схватили в клещи прожектора, отчаянно «залаяли» зенитки. Еще минута, и комэск, сраженный врагом, грохнет на землю. Неожиданно лучи прожекторов исчезли. Амосова отвернула самолет и вышла из сплошной полосы разрывов. Кто спаситель? Кто уничтожил прожекторы? Таня и Вера? Видимо, они! Другие находились дальше. Над мчавшимся паровозом все еще висела светящаяся ракета, отраженная вначале Амосовой. Но вот и паровоз с двумя вагонами полетел под откос. «Молодцы девушки!» — почти закричала Амосова. И тут же в клещах прожекторов оказался Танин По-2. Вокруг него — лавина огненных вспышек.