— Звездный президиум! — прошептал Тахохов, на секунду оторвавшись от сцены и посмотрев на свою старуху.
— И ты всех знаешь, кто там сидит? — не без гордости спросила Чаба.
— Не соврать бы, ахсин. А может, и всех знал. Двадцать пять лет назад все были молодыми и живыми…
На трибуну поднялся чернявый, средних лет докладчик.
— В памяти грядущих поколений останется тревожное утро двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года, когда немецко-фашистские захватчики вероломно напали на нашу Родину, — говорил он спокойно и деловито.
— Издалека он завел, — неодобрительно заметила Чаба.
— Нет, дорогая, с самого начала, — вздохнул Габати…
Начало
Древний Моздок в эти жаркие и душные дни августа 1942 года походил на бушующий вулкан: дрожала и гудела сухая, потрескавшаяся земля, рушились и горели дома, черный дым и пыль закрыли небо над городом, от взрывов бомб и гула снарядов немело все живое.
Люди покинули свое жилье и уходили на восток, присоединившись к нескончаемому потоку беженцев. Разрозненные подразделения воинской части тоже отступали через Моздок на правый берег Терека, чтобы перегруппироваться и снова вступить в бой.
Комендант, его помощники и оставшиеся в их распоряжении бойцы старались навести порядок — «пробки» на дорогах и улицах быстро рассасывались, подбирались трупы, раненых отвозили в полевые санчасти, быстро отправляли эшелоны. Отставшие от своих подразделений солдаты и офицеры обеспечивались питанием, одеждой и обувью. И их тут же направляли на пункты сбора.
И вдруг:
— В очереди за продуктами — подозрительная личность, — доложил коменданту его помощник лейтенант Михалев.
— Не может быть! — усомнился комендант. — Сомнительные личности обычно обходят нас. Чепуха какая-то, лейтенант.
— Посудите сами, товарищ старший лейтенант, — настаивал Михалев. — Высокий такой, в плечах — во! Стоит в очереди с солдатами и прислушивается, чем они дышат… Под мышкой держит полбуханки черного хлеба, грязного-прегрязного…
— А в чем одет?
— Странно как-то… В одном белье — тоже грязном и изорванном…
— Посади его на гауптвахту, а там разберемся, — приказал комендант и занялся своими делами.
— Есть посадить! — повторил Михалев, повернулся и вышел.
После отбоя воздушной тревоги лейтенант снова зашел к своему начальнику.
— Чокнутый он какой-то! Знаете, что несет! Твердит, что он генерал… Да еще Герой Советского Союза…
Комендант молча выслушал помощника, а потом спросил:
— Документы проверил?
— Нет у него ничего… Голая болтовня, — махнул рукой лейтенант.
— А ну веди его сюда. Сейчас мы его разгенералим, — приказал он.
Вскоре Михалев привел задержанного.
— Ну, гражданин? — спросил комендант вошедшего, который по-прежнему держал под мышкой полбуханки черного хлеба.
— Не гражданин, а генерал-майор, — поправил тот.
— О-о-о! Вроде бы не видно… — старший лейтенант измерил его взглядом острых глаз.
Мужчина в белье разломал хлеб на две части. К удивлению коменданта и его помощника, он вынул из хлеба Золотую Звезду и партбилет.
Комендант просмотрел партбилет, потом сверил фотографию с личностью и встал.
— Извините, товарищ генерал-майор, — козырнул старший лейтенант. — Но почему вы сразу к нам не обратились?
— В двух словах не объяснишь всего, товарищ старший лейтенант. — Генерал присел. — Может, найдется, во что обмундировать меня?
— Попробуем, товарищ генерал, — отчеканил комендант. — Размеры только…
— До тонкостей ли сейчас? Несите что есть.
— Лейтенант, одеть товарища генерала, — приказал комендант.
— Есть одеть! — повторил Михалев и быстро вышел. После ухода Михалева наступило неловкое молчание. Коменданту хотелось узнать, что заставило генерала оказаться в исподнем. Может, струхнул и бросил свою часть, снял форму и спасает свою душу? Тысячи сомнений сверлили коменданту голову.
Генерал понял его и прервал неловкое молчание:
— Война, товарищ старший лейтенант. И моему виду не удивляйтесь. Война может поставить человека в самые нелепые ситуации.
— Согласитесь, представить генерала в такой форме… — заговорил комендант, косясь на сидевшего перед ним человека. — Мне пришлось начинать войну на границе. Потом воевал в Одессе до последнего часа. И оборонял Севастополь, пока вражеская пуля не обожгла все нутро… Из госпиталя вот сюда попал…
— Все верно, старший лейтенант, и я не первый день на фронте, — прервал его генерал и поднялся. — Наша оборона на Куме, Маныче и Малке смята фашистскими танками и эсэсовцами. С минуты на минуту могут занять и твой Моздок… На Куме я чудом спасся: реку переплыл под пулеметным и автоматным огнем. Не было времени думать о форме, в реке она осталась. Пришлось скинуть. А как случилось, что генерал без войска оказался, в другой раз объясню. На войне и такое бывает… Где же твой лейтенант запропал? — Генерал нервно шагал по цементному полу босыми ногами. — Ковер бы хоть какой постелили, а то ноги коченеют, насморк тут у тебя заработаешь…