Габати далеко не все понял из сказанного, но чувствовал, что перед ним такой командир, за которым можно идти в огонь и воду.
— А скажите, Александр Васильевич, — спросил Булычев, — что вы считаете самым главным в этой операции?
— Не дать возможности противнику зацепиться за Алагирский рубеж!
После ужина Габати осторожно обратился к Булычеву:
— Скажи, пожалуйста, Николай, почему мы не можем вернуться к Бета?
— Вернемся, Габати. Только не сейчас. Бета находится уже у самого селения. Ты слышишь, немецкие орудия беспрерывно бьют по Дзуарикау и Кодахджину? Они создали зону огня на месте бывшего прохода. Когда огонь стихнет, бросят туда танки. Пока гвардейцы Терешкова не наведут здесь морской порядок, нам возвращаться нельзя.
— А в чем же тут непорядок, Николай?
— Путь в твой батальон проходит через зону огня. Убьют ни за понюх табака. И пользы никакой…
— А если мы рванем туда ночью, пешком, без твоего «виллиса», а? Я же пробрался сюда. Видишь — живой!
Капитан-лейтенант с трудом объяснил старому солдату, что тогда была одна обстановка, а теперь все изменилось.
В полдень 7 ноября пятнадцать танков противника прорвали фронт на участке второго батальона 10-й гвардейской бригады и пошли в атаку па группу Ворожищева с целью отбить этот выступ и получить свободу для возобновления активных действий.
10-я бригада полковника Терешкова оказалась разрезанной на две части — северную и южную, южная часть действовала рядом — плечо к плечу — с курсантами морских училищ.
За каменным домиком Габати разгорелся кровопролитный бой. Он длился двое суток, чуть затихая ночью и возобновляясь на рассвете с новой силой. Габати некоторое время находился вместе с Булычевым на наблюдательном пункте комбата Березова. После каждой отбитой атаки разносил по траншеям солдатскую еду и теплый чай в термосе. Помогал таскать ящики с патронами.
Танки Терешкова стояли без горючего и снарядов. Только две батареи действовали на флангах рот Мирза-Туниева и Пятисотникова, у них также было мало снарядов. Главным средством борьбы с танками были ружья бронебойщиков, зажигательные бутылки и гранаты.
Ядром двух рот стал взвод младшего лейтенанта Виталия Целикова, черноморца, сына донбасского шахтера. Курсанты любили своего молодого улыбчивого командира за то, что он в самом кромешном аду не терял спокойствия.
Взвод Целикова стоял уступом, чуть впереди других, и пропускал через свои окопы вражеские танки, чтобы дружным огнем автоматов отсечь от них пехоту. А группа «поджигателей» бросала бутылки со смесью в моторную часть танков. Не всегда, правда, воспламенялось содержимое этих бутылок…
Когда «пантеры» и «ягуары» все же прорывались вперед, с ними вступали в единоборство бронебойщики Мирза-Туниева и Пятисотникова.
9 ноября против защитников Майрамадагского рубежа гитлеровское командование бросило в атаку два полка 2-й горнострелковой дивизии румын. Следом шли эсэсовцы из дивизии «Викинг».
Восемь раз под прикрытием танков бросались в атаку горные стрелки. Оставляя за собой горящие машины и трупы, румыны откатывались на небольшое расстояние, отлеживались и, страшась погибнуть от пуль эсэсовцев, снова поднимались в атаку.
Ни разу не дрогнули защитники майрамадагской «крепости». Лейтенант Пятисотников был ранен осколком снаряда в живот. Прикрывая смертельную рану рукой, он напряг последние силы, выскочил с тяжелой связкой противотанковых гранат, рванул зубами чеку, опустился на колени и сунул связку под гусеницу… Резкий взрыв качнул танк набок. Гусеница разлетелась. Но и лейтенант не поднял больше головы.
Грозой фашистов считался молоденький старшина первой статьи Коля Громов. Его оружие — снайперская винтовка для стрельбы по смотровым щелям и по пехоте, противотанковое ружье и целая горка гранат, аккуратно разложенных в нише глубокого окопа. 9 ноября боевой счет уничтоженных гитлеровцев перевалил у Николая Громова за сотню.
В этом бою молодой коммунист Коля Громов уничтожил свой последний немецкий танк.
В братской могиле на холме хоронили очередную партию моряков… В числе славных героев был и Николай Громов[8].