Огромное из серого базальта здание фасадом выходило на центральную улицу города — Светланскую. Там уже гремели оркестры.
— Слышишь, начинается парад, — понизив голос, сказал Антон.
Наташа и Антон остановились в небольшом тупике двора, образованном забором, стенами склада и магазина. На стене была металлическая пожарная лестница, невидимая с улицы.
— Жди меня здесь, — сказал Антон. Он скинул пиджак, передал его Наташе, забрал у нее листовки и взялся за нижнюю ступеньку лестницы.
— Будь осторожен, Антоша, — прошептала Наташа.
— Ладно. — Антон подтянулся и встал на лестницу. — Пойду парад принимать!
— Тише… — девушка приложила палец к губам и ободряюще улыбнулась. — Скорей возвращайся.
Антон полез, изредка поглядывая вниз. Он видел, как Наташа припала к щелке в заборе. Парад уже начался. Гремела музыка, слышались крики:
— Ур-ра-а!
— Банзай!
— Гип-гип!
Восторженно ревела толпа. Антон взобрался на крышу и подполз к ее краю, выходившему на улицу.
Перегнувшись через оградительную решетку, он смотрел вниз. По Светланке шли японские войска. На боковой улице стояли американские в ожидании своей очереди.
— Скучно вам! — крикнул Антон, хотя его голоса никто не слышал. — Так почитайте!
Он стал швырять листовки. Пачку за пачкой выхватывал Антон из карманов, из-за пазухи и бросал.
Листовки сыпались на головы солдат, на людей, толпившихся на тротуарах. Антон увидел обращенные кверху тысячи глаз и подумал, что такая же картина сейчас и на многих других улицах, где разбрасывают листовки его товарищи. Он чувствовал, что внизу на него с гордостью смотрит Наташа.
Грохот за спиной заставил Антона обернуться, и он увидел бегущих к нему по крыше колчаковского офицера и нескольких солдат. Они что-то кричали, но слов нельзя было разобрать. Антон рванулся в сторону, к чердачному окну, но поскользнулся, упал, тут же вскочил, ухватился за раму. Но удар по голове отшвырнул его в сторону. Красная с облупившейся краской крыша поплыла ему навстречу… Антон потерял сознание…
— Болван! — обругал офицер солдата, ударившего Антона прикладом. — Убил?
— Не, — мотнул головой тот, — я чуточки!
— Тащи его вниз!
…В себя Антон пришел на мраморной лестнице верхнего этажа магазина. Его окатили водой из пожарного шланга, пинками подняли на ноги и повели вниз. Когда он оказался на улице, то краем глаза за углом магазина увидел Наташу и рванулся из рук колчаковцев. Но его поволокли дальше. Антон успел заметить, что Наташа закрыла лицо руками.
«Наташа осталась. Ушла ли она благополучно? Сообщила ли Новикову, что я нахожусь в колчаковской контрразведке?..» Антон тихо застонал и, опершись рукой об пол, сел, прислонившись спиной к холодной стене. Стало немного легче. Он облизал сухие вспухшие губы.
Допрашивал полковник с какими-то неподвижными плоскими глазами.
— Где взял листовки, кто тебе их дал?
Антон молчал.
Американский офицер с сухощавым лицом, сидевший рядом с полковником, изредка что-то говорил ему, и тогда полковник делал знак солдатам.
— Ничего, голубчик, заговоришь! У нас даже немые поют! — насмешливо сказал полковник.
Но сколько они его ни били, Антон молчал. Он не произнес ни одного слова, даже не назвал своей фамилии. Когда Антон вновь потерял сознание, его бросили в этот подвал.
Антон сидел, опустив голову на грудь. Сколько прошло времени, он не знал. Думал о Наташе, о задании Новикова встретить на вокзале прибывающего подпольщика. Да, задания он не выполнил — выбыл из строя. Теперь осталось одно — молчание. Молчать, молчать…
Мысли Антона прервало щелканье замка. Скрипнув ржавыми петлями, открылась дверь. На пороге стоял часовой.
— Выходи!
Глава вторая
Карандаш в тонких крепких пальцах Титова медленно полз по телеграфному бланку. Охотская радиостанция неторопливо передавала принятое из Владивостока правительственное сообщение за подписью генерала Хорвата, по нескольку раз повторяла каждое слово: мешали атмосферные разряды. Писк, завывания, треск в наушниках заставляли телеграфиста страдальчески морщиться. Его продолговатое бледное лицо с давно небритой редкой щетиной было усталым. Под светлыми выпуклыми глазами залегли тени. Василий Никитович Титов дежурил третью смену.
Начальник радиостанции Учватов, склонившись над Титовым, шумно дыша, читал телеграфную ленту:
«…Начальником Анадырского уездного управления назначен Громов, секретарем управления — Толстихин, мировым судьей — Суздалев. Имя начальника милиции будет сообщено дополнительно. Вся полнота власти передается полномочным представителям…»