– Я никогда не думал, что вы этого хотели, – ответил Роберт, – я это купил потому, что я хочу, чтобы вы имели хоть что-нибудь, что бы вам напоминало сегодняшний день, проведенный нами вместе.
– Как будто я когда-нибудь забуду это! – воскликнула Тони с блестящими глазами.
С окрыленными ногами взлетела она по лестнице в квартиру мадам де Ври.
Симона валялась на кровати в комнате, которую она занимала вместе с Тони, курила папиросу и читала книгу.
– Хорошо провела время, привезла с собою шоколад, он был мил с тобой, целовал тебя, о чем вы беседовали? – единым духом спросила она.
Тони сняла большую шляпу и примостилась в конце кровати.
– Я божественно провела время, – сказала она, – я не привезла с собой шоколада, но массу духов и пудры. Лорд Роберт был очень мил – свидетелем тому пакет от Морни. Он меня, разумеется, не целовал, и мы беседовали о тысяче вещей.
– О каких вещах? – настаивала Симона, глядя с удовольствием на Тони. – Такой человек должен быть очень интересен, я так думаю.
– Я думаю, что большей частью говорила я, – призналась Тони, – говорили немного даже о стихах.
– О великий Боже, какая потеря времени, – сказала Симона со вздохом. Ее мысли в отношении лорда Роберта были направлены совсем в другую сторону. – Я удивляюсь, почему он не женат? – сказала Симона.
– Не знаю, – быстро ответила Тони. – Он слишком привлекателен, чтобы жениться.
Симона была сильно поражена. Она никак не могла понять, как можно делать двусмысленное замечание в наивном неведении.
Перед тем как лечь спать в эту ночь, Тони написала длинное письмо сэру Чарльзу, рассказав ему все о проведенном дне.
«Ты не можешь себе представить, как я была счастлива тем, что лорд Роберт взял меня с собой. Все женщины только и смотрели на него. Он спросил меня о «приключении», и я рассказала ему. Ведь это пустяки, не правда ли, ведь, в конце концов, он мне родственник? Он купил мне духи – такую чудную, отвлекающую мысли вещь. Когда мы с тобой увидимся, я надушусь ими и ты будешь очень поражен. Дорогой, не болен ли ты, скажи? Лорд Роберт сказал мне, что ему писала тетя Генриэтта, что ты болел. Не можешь ли ты послать мне открытое письмо или сказать Винерсу, чтобы он написал? Меня бы это успокоило, и я была бы очень благодарна тебе. Эту неделю я много упражнялась, и, разумеется, мой французский язык стал много лучше. Страшно легко учиться, я нахожу. Пожалуйста, не забудь о письме, или я буду столь же несчастна, сколь я люблю тебя.
Тони».
ГЛАВА IX
Такая мелочь.
В течение недели Тони еще раз увидела лорда Роберта. Мадам де Ври взяла девушек на ярмарку, которая была в окрестностях Парижа. Симона, не скрывая того, дулась, но Ева Лассель и Тони невероятно радовались всему, качались на качелях и гигантских шагах, покупали имбирные пряники в виде лошадок и даже пошли осмотреть толстую женщину, которая им не очень понравилась. Тони всегда ценила, как она однажды выразилась, качество, а не количество, даже в лучших вещах, а «прекрасная Афори» совершенно не входила в категорию лучших вещей.
В смешной маленькой палатке с громким названием «Зал для рисования», они наткнулись на лорда Роберта. С ним была масса народу. Все они забавлялись тем, что пробовали нарисовать с закрытыми глазами чье-нибудь лицо. Тот, кто нарисует лучше всех, получит право бесплатно стрелять в тире, находившемся туг же снаружи. Решили, что будут состязаться десять человек, уплачивая каждый по десять су. В компании лорда Роберта было только восемь человек. Он стал оглядываться, где бы навербовать еще желающих, и увидел Тони.
Конечно, мадам де Ври разрешит ей принять участие в состязании, и Тони, побрякивая, бросила десять су в руку маленького разгоряченного хозяина палатки.
Она поздоровалась с несколькими дамами, которые смотрели на нее, мило улыбаясь, и с каким-то господином, которого она едва заметила, маленького роста и в длинном сюртуке.
Состязание началось.
Красивая женщина, цвет волос которой был в таком резком контрасте с ее глазами, что он казался прямо невероятным, стала рисовать первой.
– Я нарисую нашего милого Роберта, – сказала она через плечо.
Все рисовали друг за другом. Ряд предполагаемых изображений Роберта, каждое более или менее похожее на кошмар, были уже на бумаге, когда очередь дошла до Тони. Она на момент посмотрела на Роберта и быстро стала рисовать.
– О, ла, ла! – вскрикнула с энтузиазмом мадам де Ври. – Это же лорд Роберт!
Лицо встало на бумаге, как живое. Оно действительно было прекрасно сделано.
– Ради Бога, Тони, где вы научились так хорошо рисовать?
– Я не училась… В монастыре я всегда рисовала для девочек разные лица. Ничего другого я рисовать не умею, и мое рисование, – она рассмеялась и тряхнула головой, – это сплошной ужас.
Когда состязание кончилось, хозяин палатки вырезал набросок Тони и спрятал его в ящик. Он понял, что рисунок представляет собой кое-что, а ведь никто никогда не может знать, когда такие вещи могут пригодиться.
Это был человек с интуицией, и он вполне заслужил тот успех, который впоследствии выпал на его долю.
ГЛАВА X
Вернулась ты домой, и все же мир остался неподвижен.
Тони всегда вставала не сразу, и пробуждение ее проходило через три фазы. Сначала глаза открывались и закрывались снова, причем голова откидывалась на подушку, затем она потягивалась и, наконец, поднималась и пила чай, опершись на локоть. День или два спустя после ее прогулки с Робертом солнечная погода внезапно изменилась, и Париж затянуло серой сеткой дождя. Еще труднее стало открывать глаза под стук дождевых капель, падавших на подоконник.
В конце концов нелюбовь к перестоявшемуся чаю все же заставила Тони подняться.
– Пуф! Снова дождь – какая удручающая погода! – бросила она Симоне.
Писем не было, и пять дней уже прошло с тех пор, как она писала дяде Чарльзу.
Она отдернула занавеску с обшивкой из синей ленты.
Симона поднялась с постели и посмотрела на подругу.
Тони, которая отличалась истинно британской нелюбовью к прелестям раннего вставанья, поспешно взялась за парижское издание «Дэйли Мейл», лежавшее на ее подносе. Она глотала свой чай, читая о германском флоте, затем стала просматривать отдел частных сообщений.
Знакомое имя бросилось ей в глаза. Она сжала газету в руках так, что порвала ее.
«Из бюллетеня, опубликованного поздно ночью, мы осведомились, что состояние здоровья сэра Чарльза Сомарец чрезвычайно угрожающее».
Тони швырнула газету и вскочила с постели.
– Что случилось? – спросила Симона в изумлении.
Тони не отвечала и начала одеваться с лихорадочной поспешностью.
– Боже милостивый, в чем дело?
Тони обернулась, и Симона испугалась при виде ее бледности.
– Мой дядя тяжело болен и, может быть, умирает, – сказала она просто.
Маленькая француженка преисполнилась сочувствия и печали.
– Час… который час? – умоляюще спросила Тони.
Было без четверти восемь.
– Я сделаю так, – сказала Тони, – я должна. Мадам де Ври тщетно пыталась переубедить ее.
– Если бы леди Сомарец хотела, чтобы вы вернулись, она телеграфировала бы.
– Если предположить, что она телеграфировала сегодня утром, я могу уехать только вечерним пароходом. Я должна уехать сию минуту, вы должны дать мне денег. Если вы не дадите, я продам часы.
Перед лицом такой решительности мадам де Ври оказалась бессильной. Она дала Тони на билет и послала вместе с ней на вокзал старую прислугу. Тони поспела на платформу, когда поезд почти отходил, кондуктор с веселыми словами: «Пожалуйте, барышня!» помог ей вскочить на высокие ступеньки. Поезд тронулся.
Тони прижалась лицом к холодному стеклу окошка и в отчаянии смотрела на Париж.