Внушить любовь Тони было все равно, что дать ребенку играть с огнем, не сказав ему, что он жжет.
Роберт вдруг почувствовал, что глаза Тони устремлены на его лицо. Они смотрели напряженно, с тревогой, страшные тем ужасом, который они выражали. Он хотел заговорить, когда она вдруг скользнула и упала на колени.
– Теперь ты должен меня любить, – говорила она, запинаясь, – ты должен. Я ужасно тебя люблю. Это разрывает мою душу, преследует меня, не оставляет меня ни на минуту. Утром, только я открываю глаза, ты уже со мной. Ночью, перед тем как лечь спать, – я измучена от мыслей о тебе. Я… я… ты не знаешь, что я испытывала в Уинчесе, не получая от тебя писем! Не можем ли мы уехать, я и ты, куда-нибудь и быть совершенно счастливы вместе?
Роберт нагнулся и сжал ее в своих объятиях.
– Ты не знаешь, что говоришь. Ты не понимаешь ничего. Я люблю тебя. Я только что хотел попробовать сказать тебе, что не люблю, чтобы ты могла скорее меня забыть, но я не мог этого сделать. Даже из любви к тебе я не могу отказаться от тебя. Тони, ты не понимаешь, что такое любовь между мужчиной и женщиной, да и как ты можешь это знать? Она состоит, дорогая, не только из одних поцелуев и слов. Любовь, это – Боже мой, как это мне объяснить тебе?.. Любовь, это – настолько же физическое единение двух человеческих тел, насколько и божественное единение двух человеческих душ. Одно без другого, если люди действительно любят, невозможно. А мы не можем быть физически близки: я женат.
Тони прямо взглянула на него.
– Я понимаю… немного, – прошептала она. – В Париже Симона всегда говорила о любви, но я обыкновенно не очень прислушивалась; теперь я вспоминаю кое-что. Роберт, неужели ты думаешь, что мне было бы не все равно, что бы со мной ни случилось, если бы это только случилось через тебя? Я не знаю, как другие любят, но я чувствую, когда ты целуешь меня, что я любила бы и боль, которую ты бы мне причинил: я так жажду тебя!
– Ты меня искушаешь так, как никогда еще в жизни меня и не искушали, – сказал он резко.
– Я хочу тебя…
– Тони! – с отчаянием крикнул он. – Не говори мне таких вещей; помоги мне уйти. Из-за тебя же, моя родная. Разве ты хочешь, чтобы я скверно поступил с тобой? Тебе только кажется, что ты этого хочешь, но потом будешь жалеть. Моя любовь, я уступаю в одном. Ты должна остаться здесь, в городе, и мы будем встречаться. Я заставлю Гетти оставить тебя здесь. Идем, дорогая, я тебя отвезу теперь домой.
– Теперь мне все равно, я могу пойти, теперь, когда я знаю, что ты меня любишь.
– Люблю, – и он привлек ее к себе. – Если бы я когда-либо раньше любил так, как я люблю тебя, моя жизнь сложилась бы иначе.
Они вместе спустились вниз и вышли на улицу. В моторе никто из них не произнес ни слова. Тони конвульсивно приникла к нему.
– Я завтра приеду, моя любовь, мое сердце, – прошептал он. – Будь дома около пяти. Спокойной ночи!
Парсонс открыл двери, и Тони проскользнула на лестницу, никто, казалось, не заметил ее отсутствия.
На момент она с горечью подумала о том, как абсолютно безразлично ее тете или Фэйну то, что она делала или куда она ушла. Значит, ей не следует думать о них. Но затем она вспомнила о Роберте, и мысль о нем затмила все остальное.
ГЛАВА XVIII
Пламя в груди. Я между адом и небом.
Леди Сомарец встретила Роберта с излияниями.
– Ты выглядишь не очень хорошо, – сказала она недовольным тоном. – Ты выглядишь так, как будто плохо спал.
На момент Роберт и Тони встретились глазами: оба знали, что последняя ночь проведена без сна.
– Я совершенно здоров, спасибо, дорогая, – сказал он, накладывая себе пирога. – Как тебе жилось?
– В Уинчесе было очень тихо, разумеется. Это так естественно.
– Я думаю, что Фэйн действительно хорошо хозяйничает. Мне сказал приказчик, что он уже совершенно овладел делами по имению. А каковы успехи Тони? – спросил Роберт, улыбаясь.
– Тони на будущей неделе уезжает в Германию, – сказала леди Сомарец непререкаемым тоном.
– Действительно, почему?
– Почему? Ясно, что для ее блага, мой дорогой Роберт.
– А что Тони скажет на все это?
– Мой дорогой Роберт… – леди Сомарец кивнула ему головой.
Он обратился к Тони.
– Я не хочу ехать, – ответила она, и глаза ее прыгали.
От сознания близости Роберта к ней вернулась веселость.
– Веселое занятие: быть всегда либо в школе, либо вне дома.
– Это самое лучшее для Тони, – сказала леди Сомарец решительным тоном. Роберт действительно становился бестолковым и надоедливым. Она обратилась к Тони: – Пойди, пожалуйста, к Мэннерс и попроси у нее носовой платок.
Девушка тотчас же вышла.
Как только дверь за ней закрылась, леди Сомарец посмотрела на Роберта.
– Ты был очень докучлив, – с упреком сказала она.
– Я? А что я сделал?
– Было много лишних неприятностей по поводу этой поездки в Германию. Тони в конце отвратительно себя вела. Она кричала в моей комнате, отказывалась ехать и излила целый поток ругани. Уверяю тебя.
– Почему не дать ей остаться немного дольше? Действительно, она никогда, кажется, не жила домашней жизнью. Я полагаю, она хочет повеселиться. Все девушки хотят этого.
– Я надеюсь, что она хорошо и с пользой проведет время за границей.
Роберт закурил папиросу.
– Можно курить? Спасибо! Действительно, знаешь, я чувствую, что это не мое дело, – но неужели ты думаешь, что умно держать Тони так долго вдали от дома? Только на днях один господин сказал мне, что Фэйна Сомареца встречаешь всюду, а его сестру – нигде. Кузина этого господина или другая какая-то его родственница училась с Тони вместе в монастыре. Эта девушка теперь выезжает в свет и надеется, конечно, встретить школьных подруг и так далее. Ты знаешь, как люди любят сплетничать.
Это был новый и неприятный довод.
Леди Сомарец начинала чувствовать себя положительно расстроенной.
Фэйн, который пришел к чаю, был ловко втянут в разговор.
– Тони так молода и глупа, – сказал он с неудовольствием. – Если бы мы ее пустили в свет, я не думаю, чтобы она от этого выиграла. Она действительно совершенная дубина.
– Дружище, у нее не было случая. Вы сами знаете, как девушки преуспевают, когда осваиваются со светом.
Этот тонкий намек на то, что он является судьей в вопросе о женщинах, доставил Фэйну удовольствие.
– Это верно, – согласился он. – Ладно. Что вы на это скажете, тетя Гетти? В конце концов, за вами последнее слово.
– Мой милый Фэйн, это ты внушил мне мысль отправить ее на год за границу.
– Да, но вам придется ее вывозить.
– Я думаю, что Тони должна уехать за границу, но если люди об этом говорят, то это действительно становится неприятным. Я уверена, что сделала для Тони все, что можно было только сделать. Если бы люди только знали! Но добрые дела никогда не бывают признаны. Люди только того и ждут, чтобы обнаружить какую-нибудь ошибку. Мы можем, разумеется, отложить отъезд Тони до весны. Вы одобряете этот план?
– Прекрасно, – сказал Роберт. Он был слишком мудр, чтобы настаивать на большей отсрочке. Для данного момента было достаточно добиться и такого успеха.
Он испытывал некоторую неловкость от того, что обошел свою сестру, но он был вынужден поступить так, как считал лучшим.
Тони вышла из каморки вестибюля, когда он спустился вниз.
Они поцеловались.
– Завтра вечером я хочу взять тебя погулять, – сказал он. – Я устроил так, что ты останешься, до весны во всяком случае.
– Мой дорогой, любимый! – Она поцеловала его пальто.
Он взял ее, смеясь, за подбородок.
– Не будь так расточительна, дитя.
Она видела, как он быстро удалился, и затем снова поднялась в гостиную.
Фэйн стоял и разговаривал с леди Сомарец. При ее появлении он прекратил разговор.
– Твой брат и я решили разрешить тебе остаться дома до весны, – сказала леди Сомарец ледяным голосом. – Мы находим, что так лучше для тебя.