Темп сознания пламени значительно опережал мой собственный. Мне с огромным трудом удавалось поспевать за его стремительно текущими мыслями и чувствами. Но вскоре некая внешняя сила, должно быть, пришла мне на помощь, так как я обнаружил, что приспособился к этому высокоскоростному познанию. Изменилось мое ощущение времени. Я заметил, что тиканье часов, стоящих на каминной полке, кажется мне столь же медленным, как бой Биг-Бена.
Сложно подобрать слова, чтобы описать сознание этого маленького пламени, так как структура его познания во многих отношениях отличалась от нашей. Хотя, к примеру, как и нам, окружающая среда представлялась пламени в виде мира цветных форм и очертаний; это видение было панорамным, а не линейным; и его цветовые ощущения тоже не были похожи на наши. В ту минуту оно воспринимало свое окружение не как яркий очаг, но как темную пещеру, залитую рассеянным свечением совершенно нового для меня цвета. Черная как ночь область сбоку — таким представлялась пламени та часть комнаты, где сидел я. В том месте не было видно ничего, кроме некой тусклой формы, которую я опознал как светящийся абажур; и под этой формой, уже более яркой пирамидкой, трепетало пламя самой лампы. Мысли инородного существа оставались для меня маловразумительными, поскольку словами оно, конечно, не пользовалось. Могу только сказать, что оно ощущало крайний дискомфорт и одиночество. Пламя едва пробудилось и теперь терзалось вопросом, как долго спало. Оно жутко продрогло и проголодалось и теперь слегка подкрепилось, судя по всему, получив какого-то рода энергию от горячих углей; но эта пища, похоже, принесла ему больше страданий, нежели удовлетворения. Сама окружающая среда была для него непривычной и враждебной. Вдобавок к дурноте, слабости и страху оно, окруженное холодной тьмой, испытывало еще и клаустрофобию, поскольку находилось в заточении в маленькой, плохо отапливаемой и тускло освещенной камере. На меня накатывали волны горя и отчаяния, исходившие от несчастного создания; в то же время я и сам ощутил прилив жалости, к которой, однако же, примешивалось смутное беспокойство.
Вскоре пламя начало громко призывать своих пропавших товарищей, если можно так описать обращение, бывшее исключительно телепатическим. Не могу сказать, какие слова оно использовало, если таковые вообще были. Я распознавал в основном визуальные образы других подобных ему созданий и его острую тоску по ним, а также мольбы о помощи и воспоминания о былой жизни. Если перевести то, что мне удалось постичь, на доступный нам язык, полагаю, его обращение более или менее сводилось к следующему:
— Товарищи, братья! Где вы? Где я? Что случилось со мной? Я был с вами при остывании земли, когда мы знали, что наше время ушло, и мы должны смириться с вечным сном в кавернах охлажденной лавы. Но вот я проснулся снова и один-одинешенек. Что случилось? О, помогите мне, братья, если кто-то из вас бодрствует и свободен! Ворвитесь в эту тюрьму холодного одиночества! Уведите меня в яркое тепло и согрейте своим присутствием. Или же позвольте мне снова уснуть.
Спустя какое-то время пламя получило ответ на свой призыв о помощи. Ответил ему некий голос; скорее даже, напрямую в его сознание (и в мое тоже) поступил поток мыслей, передать которые я не могу иначе, нежели человеческой речью. При этом неизбежно создается впечатление, что я подслушал абсолютно вразумительный разговор, но на самом деле я с огромным трудом и сомнением сумел уловить общее направление этого странного диалога между глубоко чуждыми мне разумами. Но даже и тогда мне не удалось бы понять его достаточно ясно, не помогай мне в этом пламенный народ, решительно настроенный так или иначе меня использовать. Ниже я приведу детальный отчет о фактических беседах, состоявшихся у меня с пламенем. Уверен, этот мой доклад будет максимально точным, едва ли не дословным, так как моей памяти на протяжении всего разговора оказывала содействие пламенная раса.
— Не отчаивайся, — сказал голос, — скоро тебе станет легче. С тех пор как ты уснул, вместе со многими другими, поверхность земли остыла и затвердела, кроме мест с холодной жидкостью. Ты спал так долго, что изменились даже сами законы природы, так что процессы твоего тела не взаимодействуют между собой и с изменившимся миром. Скоро они приспособятся, установят новую гармонию, и ты выздоровеешь.